“Жору собирали в ведро по деревьям”, — вспоминает об одном из своих знакомых детства 84-летний Владислав Шумлянский, рассказывая о последствиях игры с минами после Второй мировой войны. В Донецкой области, как и сейчас, подростки играли со взрывчаткой и подрывались на минах. Некоторые дети гибли. Мы подробнее расспросили о послевоенном опыте, который еще только ожидается для нашего региона.
84-летний житель Киевщины Владислав Шумлянский, который с осени 1943 жил на освобожденной от нацистов Донетчине, рассказывает Вильному радио такую трагическую историю.
“Это был уже 1951 год, я тогда жил и учился в 6 классе в Красном Лимане. И многие школьные ребята моего возраста ездили на поезде (цеплялись на товарняки) на Северский Донец и шли в лес. В лесу в 30-50 метрах вдоль реки были окопы, они уже осыпались. Мы там копали и вытаскивали, что попадется. Большинство ребят искали ПТРовские противотанковые патроны калибром, пожалуй, 12,8 мм, чтобы достать оттуда пироксилин”, — вспоминает детство мужчина.
Пироксилин использовали для забав.
“Хулиганство такое мелкое: пироксилин – это мелкий серебристый порошок. Когда кончик пули отпилишь, его вытряхивали из пуль, заворачивали в фольгу от конфет. Кладешь его на что-нибудь твердое и бьешь по нему молотком. И от удара он взрывался. Для этого его и клали в пулю: когда она ударяется о броню, пироксилин взрывается, размягчает броню, и металлическое 4-гранное жало пробивало броню”, — описывает опасные игры своего детства Владислав Шумлянский.
Взрывы были достаточно сильны, некоторым из детей доставалось, говорит он.
“Там по Северскому Донцу проходила серьезная линия немецкой обороны, много немецких окопов, траншей, блиндажей и так далее. И там было немецкое оружие (автоматы “Шмайссеры”), мины, снаряды, противотанковые патроны. Там многие ребята “паслись” — находили опасные бритвы, заскорузлые полевые сумки, пластмассовые авторучки. У нас тогда не было ни авторучек, ни пластмассы в широком доступе. Однажды кто-то нашел немецкий железный крест – орден”, – вспоминает мужчина.
А старшие ребята собирали более опасную взрывчатку — неразорвавшиеся мины и снаряды, у которых прямо в лесу откручивали головку.
“Это делали, чтобы глушить рыбу. Среди нас был старший парень Жора, знавший все места. Среди снарядов были заржавевшие. Мы уже услышали, что гудит поезд на Лиман, и нужно бежать. А у него на снаряде не откручивается головка, и Жора остался. Взял какую-то хвостовую мину от миномета и стукнул по головке”, — говорит мужчина.
Раздался взрыв. Дети были уже вдали от этого места.
“Решили, что ему конец. Приехали домой, на следующий день пошли в школу. Говорят, “Где Жора?” А Жоры нет, все боялись сказать. Потому что нам не разрешали ходить собирать оружие. Но признались, что так и так, Жора, наверное, подорвался”, – продолжает собеседник.
Все вместе с милицией поехали на то место, где дети были накануне.
“Нашли там на деревьях кишки развешанные — мало что от него осталось. Нам говорят: “Собирайте, дети. Чтобы знали, что такого делать нельзя”. Дали нам ведра, мы палки взяли и ходили, снимали кишки с деревьев, искали всюду. Набрали ведро того Жоры и повезли назад”, — делится страшными воспоминаниями мужчина.
Потом были похороны.
“Вся школа шла, все надели пионерские галстуки, несли портрет, музыка. Чтобы все видели, что произошло. И после этого мы уже туда не ездили и ничего не собирали — конечно, подействовало, и выводы сделали все. Говорили друг другу “Я больше не пойду”. И уже ничего такого не происходило”, – говорит Владислав Шумлянский.
Случаи, когда дети и подростки подрывались на взрывчатке после Второй мировой, были нередки.
“Мне 84 года, и снова война. Я и ребенок войны, и дед войны”, — с горечью резюмирует он.
Трагические случаи из-за взрывчатки время от времени происходят в Донецкой области и сейчас. В Яровой на Лиманщине 9-летний мальчик недавно получил ранение, играя с боеприпасом. Опасный предмет он нашел вместе с друзьями, хотел поджечь, но не успел отбежать. Ребенок выжил, его лечили в больнице в Краматорске.
Жена Владислава Шумлянского Ольга Ивантишина родилась в послевоенном 1947 году в Киеве. Однако с детства ей объясняли, что с земли ничего подбирать нельзя.
“Я была маленькой, но помню, как мама мне сразу, как я только осознала себя, говорила: Ничего нельзя поднимать! Что бы ты ни нашла — куклу, конфету — не трогай, не подходи. Это детям больше нужно говорить!”, – считает женщина.
Ольга говорит, что дети делают подобное из любопытства. По ее мнению, нужно обучать детей последствиям минной опасности через рисунки.
“Инструкции “Скажите взрослому, если увидите опасный предмет”, до них не доходят. Надо, чтобы они увидели на рисунке: если ребенок подошел и взял незнакомый предмет, ему оторвет руку. Чтобы они боялись и ничего не поднимали”, — рассуждает женщина.
Она помнит много советских фильмов об этом в 1950-70-х годах о таких трагедиях в сюжете. Но считает, что теперь каждый украинский ребенок должен знать о минной опасности.
До открытого нападения России на Украину 24 февраля в Украине загрязненными взрывчаткой были в основном Донетчина и Луганщина. Эксперты по разминированию называли украинский восток одним из самых загрязненных минами мест в мире. Теперь же таких территорий гораздо больше во всех регионах Украины.
От начала полномасштабной войны России от обстрелов оккупантов пострадали не менее 1 275 детей. И это не окончательные данные: в местах активных боев, на временно оккупированных и недавно освобожденных территориях точное количество жертв подсчитать пока невозможно.
Читайте также: