Отдельный сектор. Как лечат военных с COVID-19 (репортаж)

Берите градусник, говорите фамилия, имя, должность и температуру, - обращается к нам военный.

Мы не доверяем электронным термометрам, они конкретно врут. Тем более, сейчас у нас приближается холодное время года. Хотя палатки отапливаются, но все равно есть большая погрешность. А вот ртутных градусников у нас — выше крыши, — говорит наш сопровождающий, заместитель начальника госпиталя Роман Исаенко.

- А ограничения какие?


До 37 — вопросов нет — дальше идем по маршруту. Выше 37 — в инфекционный участок и дальше разбираемся — да-нет, есть экспресс-тесты.


- А с какими симптомами к вам привозят?


Сейчас привозят много контактных. К тому же накладывается сезонность. Сейчас часто думают на COVID, но есть тонзиллиты, фарингиты, ларингиты и масса других инфекционных заболеваний, с такой же клинической симптоматикой, под такой же маской скрываются. Но мы уже всех расцениваем как потенциальных COVID-пациентов, — уточняет Исаенко.

Мы этот "тетрис" с палатками и машинами наверное в течение полугода подбирали, это лучший вариант сейчас. Коллеги из ВМКЦ приезжали (эпидемиологи) и также утвердили, что именно так должно быть, - говорит заместитель начальника госпиталя.

Здесь условная "чистая зона", а здесь уже условная "грязная зона". Сейчас расскажу, заходите, — приглашает начальник госпитального отделения госпиталя Иван Стаценко.

Стараемся, конечно, чтобы меньше наших врачей бегали. А я что, мне скучно, помогаю. Так и надо. Сегодня кровь набирали. Меряем показатели, смотрим за всеми.

— А как просто объяснить, что такое сатурация?

Сатурация — это насыщенность кислородом крови. Если легкие справляются, то в норме сатурация выше 95 - до 99%. Тогда все нормально. Если вдруг проседает сатурация — 92 и ниже — это уже показания к кислородной терапии. Уже надо давать кислород.

— Как это проверяется?

Прибором, пульсоксиметром. Каждое утро и вечером медсестра заходит и меряет. Вставляем палец и зажимаем. Желательно, чтобы рука была расслаблена, а то он может показывать немножко ложные показатели. И из показателей — сверху сатурация, здесь у меня 99%, а снизу пульс. И он себе считает.

Принцип работы таков: вот можно увидеть, как внутри мелькает лазер. Он пропускает через кончик пальчика свет. В зависимости от насыщения гемоглобином нашей крови, в зависимости от насыщения кислородом, он будет по-разному пропускать этот лазер.

— Этот кислород, который нам показывали, он вам помогал? Вы пользовались?

Конечно! Постоянно мерили сатурацию, то есть наличие кислорода в крови, она была низкая, и с помощью этого агрегата мы поднимали кислород в крови.

— У вас уже исчезли симптомы, но вы еще побудете дома?

Да, реабилитация еще будет.

— Вам уже рассказали, как себе помочь дома?

Еще нет, но догадываемся. Беречься надо в любом случае.

— А дома только вы заболели?

Нет, болела вся семья. Сначала заболела вся семья, а только потом - я.

Есть такой прибор. К нему подключен шланг от кислородной станции. Здесь под давлением подается кислород. Это вентили, которыми регулируется подача. У каждого больного есть индивидуальная маска, индивидуальные шланги. Используют носовой катетер. Они обрабатываются и утилизируются, повторно их не используют. Каждая точка — на 2 койки.

— Сколько кислорода вам сейчас нужно в день, месяц?

Трудно сказать, потому что это условно. Например, пациентам средней тяжести не всегда нужна кислородная поддержка. Пациент лечится, вечером почувствовал одышку, подышал кислородом. Он подышал час-два, медсестра проконтролировала, что сатурация (насыщение кислородом крови) стабильна, и тогда прекратили доступ к кислороду, - говорит начальник инфекционного отделения военно-мобильного госпиталя в Харькове Вадим Кондратюк.

— Но вы же заказываете кислород, видите, как меняется потребность.

Да, мы это почувствовали где-то 2 месяца назад. Потому что количество кислорода, который поступал на мой отделение, резко возросло. Стало больше кислородозависимых пациентов. И мы пересчитали свои потребности.

— О каких объемах идет речь?

У нас уже несколько лет есть кислородная станция. Не только баллоны, а большая бочка. Не скажу точно, но там где-то 1000 л приблизительно. Раньше она заправлялась, когда не было такого количества больных, раз в 2 недели. Сейчас мы ее заправляем почти каждый день. Это на весь госпиталь.

Эта инфекция — непредсказуема. Пациент чаще всего поступает со средней тяжестью, и на фоне интенсивной терапии это состояние все равно может ухудшаться. Тогда нужно переводить в реанимацию. Может поступить пациент с 10% поражения легких, а через неделю -10 дней мы получаем более 50% поражения. И это с терапией.

Легких у нас где-то 70%, есть средней тяжести и тяжелые. Тяжелых сейчас — до 10%, — уточняет уже экс-командующий Медицинских сил ВСУ Игорь Хоменко.

Отметим, во время записи интервью Игорь Хоменко еще возглавлял Медицинские силы. Впоследствии его отстранили.

— Насколько профинансирована армия для борьбы с коронавирусой болезнью?

Финансирование было достаточно, потому что мы получили нормальное финансирование еще с началом эпидемии. К тому же, у нас не работали санатории более чем полгода, остались деньги, и мы их также пустили на COVID. Затем нам добавляли еще. Также у нас не прошли тендерные процедуры почти на 66 млн грн, мы сейчас их также пустили на COVID.

— О каких цифрах вообще идет речь?

Нам на COVID сначала выделили 154 млн на оборудование и медикаменты. Мы закупили ИВЛ-аппараты частично. И сейчас 66 млн (мы не смогли закупить некоторую аппаратуру, не связанную с COVID). С санаториев осталось 26 млн.