До открытой войны Виктор Горобец работал геодезистом, а в свободное время писал стихи и прозу, плел маскировочные сетки и волонтерил для украинской армии. А сейчас он и сам встал на защиту государства. О своей службе в теробороне Киева, быте и подготовке бойцов, помощи людям и животным и прочем Виктор рассказал нашим журналистам.
Вы можете сказать, что были морально готовы к вторжению? С какими ощущениями у вас началось 24 февраля?
Нравственно я был готов еще после Ющенко. То есть когда к власти пришел Янукович. В это время страна стала на путь к пропасти. И именно поэтому я начал активно писать на местных, государственных и зарубежных форумах, в разных соцсетях и на политических сайтах — пытался разбудить общество, как и множество мне подобных активных граждан. В отличие от типичного обывателя, мы ощущали опасность и пытались избежать той судьбы, которую готовили нам извечные враги и их здешние прислужники.
Собственно, вторжение началось еще с февраля 14-го, когда армия Московии, нарушая правила и обычаи войны, без объявления войны вторглась на территорию Украины и захватила Крым, а затем и ворвалась на Донбасс. 24 февраля 2022 года просто произошла эскалация и необъявленная война охватила всю территорию страны. Об этом тоже предупреждалось.
Что касается первых мыслей, они были практическими и жестокими: «Слава Богу, после операции на почке из меня вытащили стент», «Плохо, что не успел сделать вторую операцию» и «Хорошо, что мама не дожила». Я вообще человек циничный. Колючий, неудобный, самобытный. Можно сказать, мизантроп, потому что человечество в большинстве своем меня очень разочаровывает. Поэтому когда знакомая утром звонила по телефону и выдернула из медикаментозного сна, сообщив новость, сам звонил другим с горькой вводной ответным тоном: “Слава Богу, началось…”, а также: “Шо, пи**ки, доигрались?”.
Опишите все, чем сейчас занимается территориальная оборона. Насколько это отличается от того, что делает ВСУ?
Существенно отличается. Территориальная оборона – это легкая пехота. То есть у нас нет тяжелого вооружения, мы не мобильны, мы — вторая линия или подавно — тыл. Наши задачи: патрулирование, фильтрационные мероприятия на блокпостах, волонтерская деятельность (первичная помощь местным или беженцам), наблюдение, оборудование фортификационных сооружений, работа против возможных ДРГ противника в качестве блокировки района. В худшем случае — если будет внезапный прорыв, быть готовыми задержать врага до того, как подойдут части ВСУ, имеющие полную штатную номенклатуру тяжелого вооружения и серьезное согласование с другими родами войск — танковыми частями, ракетно-артиллерийскими, авиацией. Мы просто временный инструмент. Такой жгут, который дает возможность дотянуть до профессиональной медицинской помощи, но сами по себе не панацея.
Расскажите о тренировках ТрО, как это выглядит, к чему готовят?
Готовят, чтобы мы не стали «пушечным мясом». Чтобы имели представление, знали алгоритм действий, были в курсе возможных вариантов развития ситуации. Основные направления – это стрелковая подготовка, медицинская теория, тактика и практические занятия. Естественно, готовят не всех сразу целым подразделением, существует график и собираются люди, свободные в это время, которые хотят подтянуть свои знания, свою физическую форму, лучше овладеть личным оружием, провести боевое согласование на уровне отделения или взвода — то есть тем подразделением в составе которого и придется работать. Выглядит это, как и повсюду: в определенное время люди собираются в условленном месте и выдвигается на стрельбище или в лес. Там проводятся занятия: работа в патруле, работа «двойками» или «елкой» во время зачистки, движение колонной, отработка атаки, выход на фланг, занятие круговой обороны, эвакуация раненых, штурм или оборона блокпоста, организованный отход и т.д. Нарабатываются навыки быстрой смены магазинов при атаке, броски гранат в т.ч. на точность, работа автоматического ведения огня по укрытию, стрельба с разных позиций: стоя, сидя и лежа. Хотя, по большому счету, это не совсем наша сфера деятельности, но познавательно. Может пригодиться, поскольку война продолжается.
Расскажите, как вы питаетесь на службе.
Жаловаться грех, с этим все хорошо. Для Украины еда – это основа. У нас не север и не пустыня, мы житница, здесь априори не может быть проблем с питанием. А если они где-то есть, значит, имеет место преступление. От служебной халатности к искусственному геноциду целой нации — в зависимости от масштаба. Именно в нашем подразделе все в лучшем виде. Сначала сами готовили: и для себя, и для воинов ВСУ, которых прикрепили к нам на усиление, и для старых и слабых местных, которые не могли эвакуироваться и приходили к нам за помощью, и для беженцев, выходивших из Ирпеня и Бучи. Позже заработала кухня, и первое со вторым в горячем виде развозили централизованно по блокпостам. Теперь работает столовая. Иногда дают пайки, в т.ч. бытовую химию. Также регулярно помогают волонтеры, за что им большое спасибо. Единственное, что вызывает нарекание — финансовый вопрос. Но, наверное, это везде так. Конечно, мы здесь не за деньги, но людям нужно как-то кормить семьи, выплачивать кредиты и оплачивать коммунальные услуги.
Как устроен ваш быт?
В зависимости от ситуации. Сейчас, когда в Киевской области ситуация улучшилась, мы живем по квартирам. Но периодически бываем и на казарменном положении: заступаем на дежурство, проводятся регулярные обучающие тревоги. В любом случае наши блокпосты не разобраны, блиндажи начеку, а запасные позиции ждут. С бытом все хорошо. По крайней мере, по состоянию на сейчас.
Ваше подразделение держат в тылу из-за “ненадежной Беларуси”. Вы как военный, можете оценить вероятность угрозы с севера для Украины?
Давайте сразу приведем ясность. Я не офицер оперативного штаба, чтобы владеть полной информацией и не военный эксперт, чтобы давать возможные прогнозы. Меня даже не уполномочивали и не инструктировали на коммуникацию с общественностью. Я могу давать только собственную оценку, которая является моим личным видением. Так вот, по моему скромному мнению, риски, безусловно, есть и будут всегда, пока война не закончена. И это касается не только Белоруссии. После снятия непосредственной угрозы столице на территории Киевской области осталось около двух тысяч оккупантов разного толка: сознательных дезертиров, случайно заблудившихся лиц, оказавшихся в вынужденном окружении, а также профессиональных диверсантов, которых оставили умышленно. Это все – московиты. И они небезопасны для граждан Украины. Как минимум, тем, что им нужны деньги, одежда, еда и все такое, а лишние свидетели, наоборот, не нужны. Их регулярно вылавливают, а со стороны границы заходят новые.
Кроме того, в зоне нашей ответственности взлетные полосы двух аэродромов и мосты. Потому работа есть. А Лукашенко — «флюгер». Начнет существенно побеждать агрессор – присоединится, как шакал к победе льва; дадут отпор московитам — подожмет хвост и останется на болотах. Я намеренно говорю “Лукашенко”, потому что режим диктатора держится на штыках Кремля, поскольку люди в Беларуси все-таки не московиты, и даже те из них, кто не одобряет политику нашей страны, воевать с нами не начнут. Инициатива – не за ними.
Расскажите о побратимах. Из каких сфер и каким прошлым люди идут защищать страну?
Различный контингент присутствует. Практически полный спектр: от бывших сотрудников разных силовых структур до тех, с кем они боролись. Антагонистов хватает: и спортсменов с бизнесменами, и пенсионеров с компьютерщиками, но все объединены общей целью, даже несмотря на разные политические взгляды и личные предпочтения. И, чтобы вы понимали, все эти люди уже состоялись в жизни, поэтому им никому не нужно что-то доказывать. Напротив, они дополняют друг друга, то есть учат и помогают. Они здесь сознательно, потому что так надо. К примеру, со мной постоянно дежурит человек с криминальным прошлым, но он добрая и искренняя душа, давно завязавший и ныне работающий поставщиком в ряде столичных ресторанов. А еще – заслуженный тренер Украины по боевым искусствам и его воспитанник – мастер спорта международного класса. Однозначно, ТрО, как и ВСУ — срез общества, со всеми его недостатками и преимуществами.
Вы писали, что выполняете функции полиции и НГУ. Можете привести примеры того, что вы делаете? Это сохранение правопорядка или что-нибудь другое?
Именно так. Охрана общественного порядка, помощь полиции, патрулирование закрепленной территории. Лично я, кроме этого, продолжаю свою многолетнюю волонтерскую деятельность.
Вы периодически дежурите на блокпосте. Что интересного случалось с вами на службе?
Дежурства бывают разные. Это не обязательно блокпост. Есть охрана штаба, группа быстрого реагирования и т.д. Случаи тоже бывают разные. И смешные, и неприятные. Полно накладок, недоразумений, халатности, злоупотреблений и трудно исправляемых ошибок. К примеру, кроме сбитых нашим подразделением квадрокоптеров (не путать с классическими беспилотниками) довольно большой процент — свои. Потому что в отличие от БПЛА квадрокоптеры не имеют знаков различия, чей он.
Совсем недавно один выпивший тип решил разжиться горючим. С какой стати он решил, что ТрО выделяют его в изобилии и мы охотно им торгуем — неизвестно, но пришлось красноречиво передернуть затвор, потому что он не ожидал получить отпор и очень возмущался: как это? Наверное, в других местах ему продавали и он привык.
Бывали случаи, когда наркоманов, которые во время боев за Ирпень нарушали комендантский час, заставляли отрабатывать наказание прямо на позициях — копать окопы. Так они сами потом добровольно возвращались, приносили еду и желали победы. Хотя это как раз исключение из правил, потому что на самом деле эти люди практически неизлечимы и пакостей от них просто вдоволь. В том числе таких, которые стоили жизнь многим украинцам. В первую очередь потому, что подобные лица — дешевые полезные информаторы оккупантов: за минимальную дозу они выдадут всех и расскажут все. Даже то, о чем они не будут спрашивать. А потом посторонние люди удивляются: откуда враг знал, что старики из этого дома кого-то скрывают.
Вы сталкивались с брошенными четырехлапыми друзьями? Удавалось кому помочь?
Бездомных животных и без войны хватает. Даже двуногих. Разве мало было стариков, которые не имели родственников, а после остались без поддержки? Война только убирает краски, делая окружающее контрастным и обнажая все без купюр. Да, мы сталкивались с такими проявлениями, как выброшенные на улицу домашние животные. Некоторые сами прибегали к нам в надежде получить защиту, тепло и еду, за некоторыми по просьбе владельцев или волонтеров ездили в соседние населенные пункты и рисковали под обстрелами, когда прилетало в соседний дом.
То есть бывали случаи, когда люди бросали все и ехали куда глаза глядят, в трусах, с сонными детьми в одеялах, а домашних любимцев оставляли без еды и воды, только потом звоня тем, кого нашли, чтобы те как-то позаботились о брошенных на произвол судьбы. А многие вообще не беспокоились, а потому приносили хоронить трупы домашних животных в лесу возле нашего блокпоста, в треугольнике Ирпень-Гостомель-Киев.
Иногда приходилось проводить целые спасательные операции — ехать под обстрелами в Ирпень, через пешеходный мост, по обе стороны которой лежали свежие трупы несчастных беженцев, а оттуда вывозить собак и тех же беженцев с ранениями, которых они даже не чувствовали и которые находили уже врачи, при осмотре. Наш блокпост спас с десяток собак — овчарок, алабаев, кане-корсо и обычных дворняг, а также заботился о местных котах, которые так же оказались в сложном положении из-за выключенного отопления и обезлюдения. Некоторые животные переплывали реки, убегая от войны, некоторых бросили прямо здесь, ну а обычных беспризорных собак оказалось просто некому кормить – 90 процентов населения спешно уехало.
Хуже всего пришлось, разумеется, домашним животным. Они просто не могли выжить без помощи. Проголодавшиеся собаки — бывшие домашние — быстро одичали и прямо среди бела дня рвали на части таких же домашних пушистиков из кошачьих семейств. В одном селе на Киевщине не осталось ни одного дома, но на фундаменте, на остатках двора продолжили держаться вместе куры и коты. Коты ловили мышей, а куры клевали собственные яйца… Половине спасенных животных мы нашли новых хозяев, другими заботимся до сих пор.
Можете поделиться своими наблюдениями за мирными жителями, которые эвакуировались, а затем возвращаются в свои дома? Что вы можете заметить в их поведении?
Совершенно ничего не изменилось. Они уехали, оставив при себе довоенную атмосферу, чуть-чуть испорченную легким испугом, который со временем быстро прошел, а когда вернулись — привезли ту же атмосферу беззаботной жизни назад.
То есть для них ничего не изменилось: они так же как и год назад носятся на самокатах и возмущаются, когда нет любимого мороженого. Просто они не слышали свиста мин и реактивных снарядов, которые взрываются рядом, не видели, как пылают предприятия, которым не повезло на прямое попадание, не встречали беженцев с пустыми глазами, которые шли через лес с детьми, молча и терпеливо несли рюкзаки и кошек в переносках, рассказывая ужасные истории о массовых изнасилованиях и танцах танков на трупах, о которых телевидение заговорило только через месяц — и то лишь потому, что ту территорию освободили, иначе никто бы из широкой общественности об этом не узнал, а все наши рассказы о найденных трупах женщин в лесу с шестью пулевыми в теле оставались пустым звуком.
Собственно, все это было и на Донбассе в 2014, но тогда Украина туда не вернулась, а враг со временем все подчистил. Так что для подавляющего большинства наших сограждан ничего не изменилось — они просто немного поездили. Словно в отпуске побывали.
Сталкивались ли вы с оккупантами?
С живыми, в прямом стрелковом бою нет. Хотя оказались однажды на передовой, когда перед нами никого из регулярной армии не осталось, а за нами была столица. Тогда ситуация менялась каждый час, все было в движении и нам просто повезло, что оккупанты после удачного прорыва со всех вероятных направлений атаки выбрали другое направление, где их ждали подготовленные профессиональные армейцы, а не любители вроде нас — с одним автоматом на пятерых, охотничьими ружьями, парой гранат и несколькими ящиками бутылок с зажигательной смесью. Конечно, они бы нас быстро опрокинули и вошли в Киев, но не угадали с направлением. Наши разведчики потом осторожно интересовались, за кем осталась контролируемая нами территория, и как только узнали, что мы держим позиции — сюда зашли, и перед нами стали спецназовцы 3-го полка, механизаторы из 72-й бригады, артиллеристы на САУ, а за спиной развернулись РСЗО. Так мы очутились в тылу и фронт больше не держали. Между прочим, забавно было констатировать всю лживую московитскую пропаганду по немецкому вермахту, который якобы предпочитал передвигаться по асфальту, в отличие от них — любителей родного бездорожья, но сами они по факту оказались не лучше: лесными и полевыми дорогами не ходили — искали комфортных путей. За что и поплатились. Ибо именно из леса на них и охотились наши Силы специальных операций.
Как выстроена дисциплина в вашем подразделении? Следят ли за вежливостью и поведением бойцов? В каких ситуациях руководство может наказать и какие последствия для бойцов могут быть?
Как и повсюду. Законы никто не отменял. Тем более – действует военное положение. Слава Богу, обходилось без серьезных эксцессов, но были определенные моменты, не красящие бойцов. Таких просто увольняли — от греха подальше.
Удается ли вам заниматься поэзией во время службы в ТРО? Если пишете, то о чем?
Практически не пишу. Вести дневник времени хватает, на творчество нет. Надеюсь, заметки когда-нибудь пригодятся, возможно, еще придет время, а пока текущие дела превыше всего.
Мы видели, что вы периодически отчитываетесь о волонтерской работе, когда передаете нашим защитникам какую-то технику. Как вам удается совмещать службу в ТРО и работу волонтером, вам кто помогает?
Служба в ТРО — скорее аматарство, чем серьезное военное дело. Наша сила – в массовости. Мы пчелиный рой против медведя. Когда враг заходил в Бучу и Ирпень, а в него отовсюду летели бутылки с коктейлями и из окон стреляли ружья — он понимал, что здесь ему не рады и комфортной жизни не будет. Вот и вся философия теробороны: тотальное сопротивление и угроза массовой партизанской войны. То есть мы не являемся мощной силой на классическом поле боя, как те же артиллерийские, механизированные или танковые части. Стрелковое вооружение и гранатометы – наше все. А разобраться в собственном автомате это не то же, что обслуживать грузовик, который просит горючее, смазку, краску, запчасти и так далее. Потому времени хватает. Не хватает ресурсов.
То есть, до 24 февраля, когда у меня была работа и стабильная зарплата, я мог позволить себе выделять существенный процент на волонтерские нужды и собственным примером вдохновлять других — люди видели мои отчеты, акты приема-передачи от воинских частей и доверяли, а потому — приобщались. Теперь с финансированием гораздо хуже, и в последние пару месяцев я полностью завишу от внешней помощи. Слава Богу, много помогает диаспора. Больше всего, традиционно, англосаксонский мир: Великобритания, Австралия, США. Надеюсь, дальше будет лучше.
Вам платят зарплату за службу в терробороне? Условно говоря, бойцам ТрО есть чем поддержать свои семьи?
Нет. Мы — добровольцы. Именно наше подразделение содержит исключительно местные власти, хотя формально мы приписаны к одной из бригад ТрО Киевской области. Во всяком случае, оружие получали именно там. Но те части, которые выступают под эгидой ВСУ, получают зарплату. Просто на них был бюджет.
Какие планы строите на послевоенное время, чем хотите заниматься в мирной Украине?
Я геодезист и топограф. Еще – поэт и прозаик. Ничего другого я не умею и, логично, собираюсь вернуться к этому. Но давайте поначалу доживем.
Читайте также: