Уроженец Бахмута Марк Гольдберг, который чудом уцелел во Второй мировой войне, потерял в оккупированном нацистами Артемовске всю семью. Но фамилии его родных в официальные списки погибших не попали. В конце 1970-х, перед эмиграцией в США, Гольдберг через суд внес имена отца, матери, бабушки и сестры в официальный перечень погибших в Артемовске. А еще установил памятник жертвам Холокоста и издал книгу воспоминаний.
Сегодня во всем мире чтят память миллионов евреев, планомерно уничтоженных нацистским режимом Гитлера. Как это происходило — на примере одной семьи из Бахмута рассказывает Марк Гольдберг в своей книге «Из воспоминаний о…», которую он издал за свой счет в 1999 году. Он также самостоятельно установил памятник в Бахмуте на Мариупольском кладбище — в память о своих родных, павших жертвами Холокоста.
Сами евреи на иврите называют это планомерное уничтожение еврейского этноса Шоа, или Катастрофой. Жертвами Шоа считаются те, кто жил на оккупированных территориях в условиях нацистского режима и погиб в местах массовых расстрелов, в лагерях, гетто, в тюрьмах, приютах, лесах, а также был убит при попытке сопротивления, как участник партизанского движения, подполья, восстания, при попытке нелегального пересечения границы или бегства, от рук нацистов и/или их подручных (включая местное население). А также те, кто находился на захваченных территориях и был убит/погиб в результате прямого столкновения с вооруженными силами Германии и ее союзников, в результате бомбежек, побега, во время эвакуации в 1941-42 годах. Для справки:Холокост (от англ. the Holocaust, с др.-греч ὁλοκαύστος — «всесожжение») — преследование и массовое уничтожение евреев и ромов нацистской Германией в 1933 — 1945 годах. Международный день памяти жертв Холокоста отмечают именно в этот день, потому что 27 января 1945 солдаты 1-го Украинского фронта СССР освободили узников крупнейшего нацистского концлагеря Аушвиц-Биркенау в польском городе Освенцим.
Марк Львович Гольдберг родился в Бахмуте (который впоследствии переименовали в Артемовск) в 1923 году в бедной еврейской семье. До революции 1917 года его дед был купцом 2-й гильдии, имел в Бахмуте мыловаренный завод, 6 домов и торговал вместе с сыновьями бакалейными товарами. После прихода к власти большевиков все имущество у Гольдбергов отобрали. Учился Гольдберг в школе им. Тимирязева (ныне здание Бахмутского управления образования, — ред.) и в других школах города.
Выпускной вечер праздновал 22 июня 1941, а 3 августа выехал из Артемовска на поезде поступать в Куйбышевскую военно-медицинскую академию. Окончил 2 курса и стал военным фельдшером 123-го артполка и 154 дорстройбата, прошел боевой путь до Берлина в составе Украинского, Белорусского и Забайкальского фронтов.
После войны учился в медицинском институте. В 1949-м Марка Гольдберга, студента 5-го курса, исключили из института и комсомола «за антисоветские взгляды и пренебрежительное отношение к врачебной профессии» и едва не арестовали. Это произошло из-за «антисоветского» содержания студенческого дневника по медицинской практике, в котором Гольдберг подробно и правдиво описал свою медицинскую практику. Работал на различных медицинских должностях в азиатских республиках СССР. В 1955 году вновь исключен из университета за отказ собирать хлопок. Но ему все же удалось получить высшее медицинское образование: он стал рентгенологом. С 1956 года до 1979 работал рентгенологом в поликлиниках Москвы.
Был женат дважды. В 1979 году в 56-летнем возрасте эмигрировал с семьей в США. В следующем году подтвердил свои медицинские знания, закончил 2-летнюю ординатуру в Чикагском университете и работал по специальности до выхода на пенсию.
Перед эмиграцией через суд добился внесения членов своей семьи, погибших в оккупированном нацистами Артемовске, в официальные списки погибших.
В 1984-м Марк Гольдберг внес фамилии 4-х своих погибших родственников в Центральную базу данных имен жертв Шоа.
И в 1989-м установил отдельный памятник им и всем жертвам Холокоста на Мариупольском кладбище города, недалеко от входа на одной из центральных аллей. На нем изображена звезда Давида и высечены слова: «Погибшим от уцелевшего. MG».
«В 1999 году Марк Гольдберг издал книгу «Из воспоминаний о …», экземпляры которой распространил по библиотекам города. Оцифровала книгу общественная организация «Бахмут Украинский», ее в формате fb2 можно скачать здесь.
Известно, что автор воспоминаний контактировал с краеведческим музеем Бахмута. Его дальнейшая судьба Свободному радио пока неизвестна.
Далее публикуем от первого лица цитаты из книги Марка Гольдберга о Катастрофе в его семье.
Мы выбрали самые важные отрывки из его воспоминаний и сформировали сокращенный монолог, который он рассказал на страницах своей книги.
Выпускной вечер был радостный, и настолько головокружительный, что от него в памяти ничего не осталось, кроме времени возвращения домой — где-то около трех часов ночи 22-го июня 1941 г. В 12 часов дня я проснулся или меня разбудили, и я стал слушать сообщение наркоминдела В.Молотова о том, что началась война. С бомбежки столицы Украины Киева и других городов. Немцы бомбили аэродромы, в то время, как мы танцевали. Что такое война, я себе не представлял и не задумывался, как и многие другие.
Война шла мимо нас. Временно. Меня вызвали в военкомат и вместе с другими, допризывниками послали на медицинскую комиссию. Медицинский осмотр в числе других докторов проводил доктор Махлин. Как он потом сказал маме: «Не к чему было придраться». Его сочувствие понятно. Я родился одновременно с его сыном. Наши первые детские годы прошли вместе. Так мое хорошее здоровье спасло мне жизнь: я не остался в Артемовске, оккупированном через два месяца немцами. В военкомате мне сообщили, что в числе трех других, меня направляют учиться в Куйбышевскую военно-медицинскую академию.
Я получал письма от мамы, папы, Иры, Нины (сестры и девушки автора воспоминаний, — ред.). С Ниной договорились, что обойдем цензуру (все письма проверялись) тем, что Нина будет ставить точки над буквами, из которых я составлю предложения. Так Нина сообщила о неверии людей в способность Красной Армии остановить продвижение немцев до Урала. Осознавая неизбежность захвата немцами Артемовска, Нина сообщила адрес тети. В октябре письма перестали приходить. В Артемовск немцы вошли 3 октября 1941 г. — через две месяца после моего отъезда. В газетах о захвате Артемовска сообщений не было.
В своем последнем письме в сентябре 1941 г. он писал, что записался на эвакуацию. Райком, райисполком и коммунистов эвакуировали. Евреев нет, хотя правители знали, что происходило с евреями в Германии и оккупированных немцами странами. Не думал папа, что немцы 1941 г. — это не те немцы, которые были в Бахмуте в 1918 г. — люди высокой бытовой культуры, как он мне рассказывал.
В первые же недели после прихода в Артемовск немцев отца арестовали, хотя он не был ни коммунистом, ни командиром Красной армии или высокопоставленным советским служащим. У немцев не было на уме заниматься с одним евреем, если уже существовал план уничтожения всех евреев. Сработал донос соседей, их сыновей забрали в Красную армию, может быть, на погибель, а у этого еврея, недорезанного буржуя, сын (автор воспоминаний, — ред.) будет отсиживаться в военной академии в глубоком тылу?!
В магистрате (в городской администрации во время нацистской оккупации города, — ред.) за антисемитами дело не стало, и арестовали сначала отца, потом мать. Магистрат возглавлял учитель немецкого языка Главня — отец моего одноклассника в течение пяти лет учебы в школе им. Тимирязева, не раз видевший меня у себя с его сыном — мы жили друг от друга в пяти минутах ходьбы.
Отца и мать расстреляли до массового уничтожения евреев города — 22 января 1942 г. (массовое уничтожение евреев в Артемовске произошло 11 января 1942, автор неверно указывает дату, — ред.) Кто расстрелял? Немцы или соседи, как Колька Медведев, сын пьянчужки Митьки из нашего двора, или мой одноклассник в первые 5-6 лет, Колька Деев?
Немцев, не зная их в лицо, если не в военной форме, ненавидеть трудно, а их женщин и детей — невозможно. Знаю по собственному опыту. Своих ненавидеть легко, знаешь за что. И нет у меня симпатии к их братьям и сестрам, отцам и матерям. Вот почему я не искал встречи с ними в мои приезды в Артемовск даже много лет спустя.
Еще до начала войны 1941 г. мама сказала мне: «Если будет война, нам, евреям, будет хуже, чем всем». 3 августа 1941 г., когда война началась, но немцы были еще далеко, от перрона вокзала отходил поезд, увозивший меня в г. Куйбышев, куда я был направлен военкоматом сдавать приемный экзамен в Военно-медицинскую академию. Из окна вагона я услышал голос мамы: «Марочка! Мы больше никогда не увидимся». Мне запечатлелись ее красивые плачущие глаза. Скольким бы грамотеям и эрудитам-евреям эти мысли спасли бы жизнь, если бы родились в их головах и определили их действия?!
После прихода немцев маму арестовали вслед за папой. Их расстреляли вместе за городом — через неполных 20 лет после замужества.
…В конце лета (1943 года — ред.) Артемовск был освобожден от немцев, и я написал письмо родителям. Ответ пришел от соседки. Моя семья погибла. Я убежал в поле, чтобы остаться одному.
Бабушка вернулась из Москвы в Артемовск на свою погибель. Не захотела остаться в Москве у сестры. Сказала, что ее место с дочерью. Знаю, что девичья фамилия бабушки Бережинская. Говорила с нами исключительно по-еврейски. Благодаря ей, сестра Ира и я знали идиш. Людей она делила на евреев и гоев. Гой не враг, но добра от него не жди. Какой иной могла быть философия еврейки из гетто прошлого века? Жизнь очень быстро подтвердила правду деления людей на евреев и гоев. Руками гоев немцы уничтожили папу, маму, сестру и бабушку. Память о бабушке — Хае Марковне Корецкой — переживет меня.
В первый послевоенный приезд в Артемовск …мне было не больше 35 лет. Тогда в городе были две братские могилы. Одна за городом, где хоронили расстрелянных. В ней покоились папа и мама. Другая могила была на площади перед вокзалом Южно-Донецкой железной дороги. Здесь после изгнания немцев похоронили несколько тысяч евреев, замурованных в подземелье. Здесь лежали Ира и бабушка.
В списках погибших, хранившихся в сейфе секретаря горисполкома, имен членов моей семьи не было. Внести имена в списки можно было только на основании Свидетельства о смерти, выданного ЗАГСом. Но для этого следовало установить в судебном порядке факт смерти.
Мой следующий приезд в Артемовск был с этой целью. Суд состоялся позже, в мое отсутствие. Меня представляла на суде юрист городской юридической консультации Лидия Дмитриевна Павленко. Ее белоснежная блузка контрастировала с тем, как были одеты другие женщины.
Соседи по двору дали свидетельские показания. В решении суда гибель семьи объяснялась нежеланием семьи эвакуироваться. Папа писал мне, что записался на эвакуацию.
Так, неспособность советского правительства предотвратить массовое истребление евреев была оправдана по суду. Значит, у судьи была установка, как вести подобные дела. Регистрация смерти членов моей семьи была моральной необходимостью — не ушли бесследно для Артемовска из жизни мои родители, сестра, бабушка. Была и другая причина. Я хотел иметь возможность приехать на могилу моей семьи в будущем, из эмиграции.
Решение суда я отослал в Артемовский ЗАГС. После длительной переписки с ЗАГСом из-за неправильной регистрации причины смерти (не указано, что погибли насильственной смертью), ошибочного написания фамилий и пересылки Свидетельства о смерти для исправлений почтой в Артемовск на Дальнем Востоке, я наконец получил Свидетельство о смерти. Вместе с решением суда представил их секретарю Артемовского горисполкома для внесения имен в списки погибших.
В третий раз я навестил Артемовск, уже имея разрешение на эмиграцию. В списках погибших имен членов моей семьи не было. Как не думать, что гитлеровские преступления и их артемовских подручных не покрывались с самого начала, когда составляли списки погибших подворными обходами.
Из двух братских могил сделали одну, в дальнем углу кладбища. Установили стандартный памятник женщине. О братской могиле кое-кто из моих расспросов не знал. Два дома в моем дворе пришли в негодность, и никто в них не жил. Я взял немного земли с братской могилы и уехал. С тягостным чувством, но без сожаления. Москва стала мне ближе. Ненадолго.
Мысль о том, что в Артемовске нет и следа о моих близких, привела меня к решению установить им памятник. В этой мысли меня поддерживало умалчивание в надписи на надгробной плите места захоронения факта о гибели именно тысяч евреев г. Артемовска. Через дочь Соню в Москве я обратился к юристу Л.Д.Павленко, представлявшей меня в суде в 1978 г., с просьбой получить разрешение установить могильную плиту на артемовском кладбище в память о моих близких. Для этого нужны были свидетельства о смерти и доверенность на имя Лидии Дмитриевны.
[Тогда Марк Гольдберг прилетел из США в Москву, сделал такую доверенность на имя артемовского юриста Павленко и приехал в Артемовск менее чем на сутки — больше не позволил тогдашний ОВИР]
Разрешение (Артемовского, — ред.) Горисполкома на установку могильной плиты было получено. Какую высечь надпись на могильной плите? Погибли не только мои родители, сестра, бабушка, погибли 17-летняя соседка Ханна Зельдович, косившаяся на меня, Леня Рейзенсон, мой школьный товарищ, Коля Смиренномудренский, одноклассник и товарищ в младших классах, Леня Сагал, соученик из Б-класса, которому проспорил пять руб., но он не взял у меня денег, Саля из дома напротив, товарищ по играм в пяти-шести летнем возрасте, сосед Сангурский, проигрывавший нам, детям дореволюционные пластинки на граммофоне с большой трубой — всех знакомых не перечислить. Все погибшие стали в моих глазах одной семьей. Памятник должен быть всем. Склонность к лаконизму подсказала надпись: ПОГИБШИМ ОТ УЦЕЛЕВШИХ. Деньги на памятник дал Лева.
Фотографию памятника мне прислала Соня (дочь Марка Гольдберга, — ред.). Она побывала в Артемовске. Теперь я увидел памятник. Он был сделан, как я хотел, по американскому типу — вертикальная плита. В Артемовске это было неуместно. Поэтому я заказал цементное надгробье и воспользовался возможностью сделать ограду.
На официальную церемонию встречи, одобренную горкомом партии и потом описанную в газете, я не остался и улетел домой. В Америку.
Для справки: Жертвами Холокоста считают около 6 миллионов евреев Европы. Это число закреплено в приговорах Нюрнбергского трибунала. Однако полного поименного списка жертв не существует. В Национальном Мемориале Катастрофы (Шоа) и Героизма «Яд Вашем» в Иерусалиме хранятся персональные документы, свидетельствующие о примерно 4 миллионах поименно идентифицированных жертв. Так как часто еврейские общины уничтожали целиком, не оставалось родных, близких, друзей, которые могли бы сообщить имена погибших. Увековечить имена погибших во время Холокоста евреев можно здесь
Читайте также: