Мариупольский район во время боев пострадал меньше, чем Мариуполь, но после оккупации туда пришел упадок, говорит глава районного совета Вадим Пикуз. У людей отбирают «бесхозяйственное» жилье, работы почти нет, а на имеющейся — платят «копейки».
Журналисты Вильного радио поговорили с главой Мариупольского районного совета о том, что им известно о ситуации в оккупированном районе, количестве коллаборантов и гастарбайтеров, как чиновники помогают переселенцам, а также о препятствиях со стороны оккупантов людям, которые желают вернуться домой в 2025 году.
Вадим Пикуз в 2020 году вошел в районный совет как депутат и в том же году стал заместителем председателя районного совета. До марта 2022 года он оставался в Мариуполе, а затем эвакуировался. В должности исполняющего обязанности председателя Мариупольского районного совета работает с сентября 2022 года.
Каким было население Мариупольского района до полномасштабного вторжения?
Около 600 тысяч, но это грубо. Точнее — от 560 до 580 тысяч человек. Точную цифру назвать сложно, поскольку был постоянный поток людей, сменявших работу, города и приезжавших как ВПЛ.
Откуда больше всего к вам ехали до открытого вторжения?
Многие из Новоазовска ехали в Сартану, Никольское и Кальчик. Мы принимали много людей, в частности, из Донецка. Дончане выезжали преимущественно в Мариуполь. Это давало мощный толчок развитию города — люди приезжали и открывали бизнесы.
Сколько сейчас по состоянию на начало 2025 года жителей Мариупольского района остаются дома?
В 2022 году было известно, что в Мариуполе оставалось 70 тысяч человек. Если брать весь район, это ориентировочно 100–110 тысяч населения максимум. И это еще с запасом. Какое-то время люди выезжали оттуда, а потом началась история с жильем.
В 2023 году люди тоже выезжали, и мы помогали им эвакуироваться. Они приводили в порядок имущество, оформляли документы, посещали родственников и уезжали. Сейчас ситуация другая — люди едут туда, чтобы продать жилье или переоформить документы и оставить его кому-то другому.
Что вы имеете в виду под «историей с жильем»?
У выехавших людей начали «отжимать» их жилье. Тогда они испугались потери имущества, и некоторые действительно начали возвращаться, чтобы защитить его.
Был момент, когда многие пытались поехать, чтобы переоформить документы, продать жилье, сдать его в аренду или передать кому-нибудь из близких. Но потом ввели «фейс-контроль» в Шереметьево, и теперь почти никого не пропускают.
То есть совсем никого не пропускают в Мариуполь?
Я точно знаю, что из трех самолетов проходило максимум пять человек. Подразумевается, что за неделю это 5–6 человек. Очень многие так и не смогли проехать.
Тогда как эти данные коррелируются с тем, что озвучивали в ноябре о десятках тысяч вернувшихся в город мариупольцев?
В общем, отток людей со [свободной территории] Украины невелик. Я знаю, что пытались хайпировать на цифрах — 30 тысяч, а затем 150 тысяч тех, кто якобы вернулся в Мариуполь. С одной стороны, это было смешно, а с другой — больно. Ибо откуда эти цифры?
Мы с небольшими отклонениями могли их посчитать, ведь общаемся с людьми, держим связь и понимаем, кто ездит. Мы знали, что могли ехать 200 человек, но из них пропускали 10-15 человек. Те, кого пропустили, оформляли документы и выезжали.
У меня даже среди знакомых есть люди, которые стеснялись признаваться, что ездили в Мариуполь. Затем они выезжали и ехали в Германию, Польшу, Норвегию и т.д. То есть релокация действительно существует, но не в масштабах, которые озвучивали в сети.
Почему россияне пропускают столь малый процент жителей Мариупольского района?
Я много общался с людьми, которые не прошли, и с теми кто прошел. Поначалу это было для меня непонятно. Мы не могли отследить закономерность: почему одних пропускают, а других нет.
Бывали случаи, когда люди искренне занимали нейтральную позицию, у них были чистые соцсети, чистые телефоны, не было родственников на службе и их не пропускали. А когда не пропускают, это оформляют как депортацию на 50 лет.
Потом мы поняли, что все зависит от человеческого фактора. Одна смена пропускает более-менее нормально, а другая — тщательно проверяет каждого. Знаю людей, у которых проверяли весь телефон: восстанавливали все контакты, переписку, фотографии, просматривали, есть ли запрещенные номера, контакты СБУ и ВСУ.
Также знаю случаи, когда ехали представители силовых структур, их пропускали и они оставались работать. Очевидно, что они договаривались заранее.
Много таких случаев вы знаете с силовиками?
Нет, это единичные случаи. Знаю другие случаи, когда люди возвращались, поработали какое-то время и выезжали снова на свободную территорию, потому что жизнь там уже не та.
Если вернуться к вопросу депортации жителей, есть ли данные, сколько людей выслали из района за время оккупации и почему?
Они депортируют людей, потому что боятся, что это наши агенты. Что касается статистики, у нас таких данных нет. Нам только известно, что около 200 человек еженедельно туда въезжают и примерно столько же выезжают.
Могут ли жители Мариупольского района столкнуться с проблемами на свободной территории из-за оформления документов у оккупационных властей?
Здесь следует понимать, что когда человек едет туда, он не может оформить ни одного документа без российского паспорта. То есть, они становятся гражданами другой страны и осуществляют правовые процедуры по ее законам. За получение российского паспорта в Украине нет наказания. Но если человек продает квартиру, он должен заплатить налог. А это уже финансирование страны-агрессора.
Статья 111-2 Уголовного кодекса Украины «Пособничество стране-агрессору» предусматривает наказание до 12 лет в тюрьме, лишение права занимать определенные должности до 15 лет и с возможную конфискацию имущества.
Какое ориентировочное население Мариупольского района сейчас в 2025 году?
Четкую цифру назвать невозможно, но это ориентировочно 100 тысяч.
Сколько ВПЛ из района выехали на подконтрольную территорию без учета Мариуполя?
Чуть меньше 10 тысяч. Где-то по полторы тысячи из каждой громады (Сартана, Мангуш, Микольское), кроме Кальчинской. Из нее выехали около 300 человек.
Отметим, в сентябре 2023 года нардепы Верховной Рады Украины проголосовали за проект «Постановления о переименовании отдельных населенных пунктов и районов» №12043. В документе поселок Никольское переименовали в поселок Микольское.
Тогда, сколько осталось жителей в громадах Мариупольского района?
Точной цифры нельзя назвать, но ориентировочно это 60% от довоенного населения. В частности:
Известно ли вам, в каком состоянии ваши громады сейчас?
Хочу сказать вам такую вещь: когда Мариуполь еще бомбили, Сартану называли Рублевкой (районом в России, где проживают состоятельные люди, — ред.). Там почти все уцелело, было светло, газ, интернет, связь. Почти все дома сохранились, а повреждения уже отремонтировали.
Никольское и Кальчик тоже почти не пострадали — даже нечего было ремонтировать. Но я знаю, что в громадах очень сложно с работой. Коммунальные предприятия практически не работают.
Селян очень «давят». Это были аграрные громады. Раньше можно было выращивать пшеницу, сдавать ее аграрным холдингам и жить достаточно неплохо. Когда пришла оккупационная администрация, ситуация значительно ухудшилась из-за низких цен. Сейчас к фермерам приезжают и скупают тот же подсолнечник за бесценок, а затем продают его в Петербурге в десять раз дороже. К тому же нашим фермерам не разрешают самостоятельно вывозить урожай только через посредников, которые скупают его за копейки.
Мангушская громада была туристической, и именно благодаря этому развивалось. Сейчас туристов гораздо меньше. Еще приезжают люди из Петербурга, Ростова, Донецка и Луганска, но местные говорят, что нет прежних заработков: базы отдыха не работают, некоторые отжали.
То есть несмотря на то, что громады не сильно пострадали от боевых действий, там царит общий упадок.
Относительно населения — в соцсетях были многочисленные сообщения о гастарбайтерах, которых захватчики завозили как рабочую силу для строительства. Какая ситуация с ними?
В пиковый момент их было в Мариуполе 30 тысяч. Был такой период, когда они захватили весь город. Но потом россияне поняли, что они наглеют и создают негативный фон для города. Тогда прекратили их завоз и начали депортировать тех, кто работал неофициально и незаконно. Пытались исправить «имидж оккупации». В настоящее время их осталось в городе около 10 тысяч. На самом деле строительство приостановлено, работы нет, поэтому некоторые сами разъезжаются.
То есть вы утверждаете, что стройки в Мариуполе приостановлены? С чем это связано?
Финансирование. Я знаю, что на стройках было очень много краж. Как это выглядело: приезжала фирма-подрядчик, получала деньги, недостраивала, а потом фирма исчезала. Также было с рабочими: их набирали на работу, они выполняли объемы работы, а деньги им не платили. Люди увольнялись и пока искали новые — строительство стояло. Случаев полной заморозки строительства было много. Это в начале [полномасштабного вторжения] они показывали высокую активность для картинки. Но потом люди показывали фото домов, которые снаружи отремонтировали, а внутри разруха.
Что вам известно о том, как россияне отбирают жилье и другую недвижимость у жителей оккупированной части Донетчины?
Гуляли по интернету известные списки с отобранным жильем. Люди сами могут ходить и сообщать оккупационным властям, что здесь есть жилье покинутое или собственник погиб. Знаю случаи, когда люди приезжали, показывали документы, что они владельцы, и если этот дом снесут, они будут претендовать на жилье здесь. Но есть не редкие случаи, когда даже оформив все по их законам, люди возвращаются [на подконтрольную территорию], а потом узнают, что их жилье все равно признали «бесхозяйственным» и хотят отобрать. То есть, легализуешься на той территории, но все равно оказываешься в “беззаконии”. Это неадекватные действия, которые сложно комментировать.
Недвижимость признают «бесхозяйской» не только в Мариуполе? Как насчет сел района?
Конечно, там это не так ярко и не в таком количестве происходит, но тоже знаю дома, которые «национализировали», и там будут жить другие люди.
Сколько такого жилья по всему району?
До трех тысяч объектов уже.
Сколько у вас было работало коллег в районном совете до полномасштабного вторжения и сколько осталось сейчас?
Больной вопрос. У нас был коллектив из 25 человек. Теперь осталось 3 человека: я, управляющая делами (который в простое на ⅔ зарплаты) и бухгалтер. Все остальные — коллаборанты или уволились. Мы сейчас подотчетны военной администрации и подключаемся к работе, которую они ведут, и иногда просим, чтобы они нам помогли.
А сколько среди ваших коллег оказалось коллаборантами?
С 25 — 6. Это те кто остался там и «работает». Они все, ориентировочно, на тех же должностях, на которых и были.
Какую работу вы выполняете втроем?
Этот вопрос можно разложить по годам. В 2022 году мы работали над эвакуацией людей и параллельно налаживали поставки гуманитарной помощи жителям района. В 2023 году мы присоединились к работе по открытию хабов. В частности, тогда мы открыли хабы в Запорожье, а затем в Днепре («Сердце Востока»), потом были Киев и Львов. Районные хабы тоже есть, но они не такие мощные, как “ЯМариуполь”.
В 2023-2024 годах мы сосредоточились на помощи адаптации жителей нашего района в эвакуации. Мы работали с Кировоградщиной — они приняли нас, мы нашли доноров и хотели построить 100 двухэтажных таунхаусов на 200 семей. 110 миллионов гривен нам нужно было на это. Мы сделали готовый проект и договорились с Александровской громадой, что если мы находим деньги, они выделяют землю и закрывают все вопросы с документами. Мы полгода занимались этим проектом, много сил вложили в него, проработали адаптацию, чтобы люди не просто приехали жить, а приехали работать на рабочие места. Но что-то пошло не так, и доноры не дали денег.
То есть этот проект окончательно отменили или он ждет денег “в шкафчике”?
Он “в шкафчике”. Я думаю, все это будет, потому что все-таки какие-то деньги есть. У нас есть проект в полмиллиона долларов от британских партнеров и есть громада, которая дает землю. Также есть быстросборные дома, мебель и техника. К сожалению, пока только 9 семей из района получат такое жилье. Где-то в апреле [2025] проект завершится, и мы обязательно все покажем.
Жители района могут приходить за помощью в центры поддержки “ЯМариуполь”?
Сначала мы сотрудничали так, чтобы люди из района и близлежащих сел приходили в “ЯМариуполь” и получали там гуманитарную помощь. Затем благодаря межмуниципальному сотрудничеству решился вопрос финансирования, и мы начали открывать свои отдельные хабы района. Главы громад искали партнеров, и мы открывали центры поддержки. Потом там выдавали разную помощь — от памперсов до одежды и еды. Еще мы там маскировочные сетки делали для военных и искали деньги на квадрокоптеры.
В общежитиях, которые ремонтируют власти Мариуполя, могут проживать только жители города или жители района также?
Это проекты Мариуполя и они направлены только на жителей Мариуполя. Жители района там не могут жить. Для них мы будем готовить другие придложения.
Что касается помощи ВПЛ, что вы думаете о законопроекте №11161, предусматривающий признание всего жилья на оккупированной территории уничтоженным?
Сейчас, слава Богу, много программ начали внедрять для помощи ВПЛ (такие, как компенсация аренды и коммунальных услуг). К этому законопроекту я отношусь скептически, потому что он мне кажется политическим популизмом. Мы же адекватные люди и должны понимать, что у нас просто нет, например, 98% Бахмута или Торецка. И это будут просто сумасшедшие деньги на компенсацию. У воюющей страны нет возможности финансировать строительство такого количества жилья. Поэтому президент его не подписывает, потому что пока нет смысла. Такими популистическими законами мы даем людям надежду, но мы понимаем, что люди уже не верят, что вернутся или у них будет жилье. Это проблема, из-за которой наши люди и возвращаются в оккупацию, потому что мы не смогли им дать что-то нормальное.
Считаю классным то, что начали анализировать по стране наличие заброшенного жилья и недостроев. Следует провести инвентаризацию и достроить их для ВПЛ. Далее нужно продолжать помогать с трудоустройством и компенсировать аренду жилья. Партнеры выделили нам 150 миллионов евро на программу “еВидновлення” в 2025 году, но это же капля в море. Люди все равно будут кричать и ругаться на власть, пока не получат свое жилье.
Какой вы видите лучший путь решения проблем с жильем для ВПЛ?
Когда-то я написал предложение в министерства, по которому предлагал рассчитывать людям компенсацию по существующей формуле, выдавать им сертификаты на эту сумму и разрешить людям собираться в группы. К примеру, 20 бывших соседей собираются снова и идут к застройщику со своими сертификатами. Застройщик обращается к государству, которое предоставляет перечень проверенной земли под застройку и предлагает ВПЛ самим выбрать место, где они захотят собраться вместе. То есть, переселенцы объединяются в группы, идут к застройщикам и говорят: «Постройте здесь дом», и все. Мне сказали, что концепция классная, но денег на это нет. Потому и президент не подписывает этот законопроект, потому что денег нет.
Если нам партнеры дадут 80% финансирования на компенсацию жилья — 20% мы уже найдем. Думаю, до конца войны мы не найдем финансирование для этих целей.
Что у вас с финансированием Мариупольского районного совета во время полномасштабной войны?
У нас когда-то был бюджет до 2020 года. Затем, после децентрализации и реорганизации громад, у нас забирали поступления одно за другом, и сейчас мы стали полностью на 100% дотационными. Никаких налогов, ничего нет.
Это значит, что вы никогда из бюджетных средств не покупали гуманитарную помощь переселенцам?
Мариупольская громада закупала, потому что у них есть приличный бюджет на это. Относительно маленьких громад нашего района они уже работали исключительно с донорами. У нас в районе не такое большое количество людей и эти потребности легче закрыть силами партнеров.
Напомним, журналисты Вильного радио рассказывали, что в районных советах Донетчины остались действующими 167 депутатов. В Мариупольском районном совете из 54 депутатов осталось в силе 47. За 2024 год свои полномочия сложили два депутата.