Поддержите Вильне Радио
В 2016 году они проводили первый Urban Fest и полумарафон в Дружковке, а сейчас развивают общественный сектор Кировоградщины. После переезда команда общественной организации “Новая Дружковка” помогает трем громадам интегрировать переселенцев, развивать молодежные инициативы и работать с безопасностью.
Об эволюции организации, работе с переселенцами и планах на будущее руководитель организации Сергей Пронкин рассказал в интервью Вильному Радио.
Хотелось бы вспомнить, как все начиналось для вашей организации. Тогда, в 2016 году, какие основные задачи вы ставили перед собой?
Сейчас буду вспоминать, как все начиналось, как на психотерапевтической сессии (смеется). В 2016 году мы с друзьями основали общественную организацию “Новая Дружковка”. Думаю, что тогда это был определенный ответ на вызовы деоккупации (город освободили от российской оккупации 5 июля 2014 года, — ред.). Возможно, такая реакция была не быстрой — мы долго обдумывали, смотрели на примеры других. И в конце концов создали организацию, чтобы работать над развитием гражданского общества именно в Дружковке. В том же году получили первые средства на реализацию культурных проектов. Тогда же открыли нашу Платформу инициатив “Халва Хаб” — по примеру того, что уже работало в Славянске. Можно сказать, что Славянск стал для нас положительным триггером, чтобы начать официальную деятельность. Мы поехали с коллегами на урбанистический хакатон, чтобы презентовать волонтерский проект “Карта движения трамваев Дружковки”. Мы увидели формат работы открытых платформ и общественных центров, которыми занимаются ОО. Поэтому и мы открыли нечто похожее в Дружковке.
Сейчас, уже с позиции человека с 10-летним опытом в общественном секторе, понимаю: тогда я себе это не подсвечивал и не очерчивал. Но в начале мы хотели закрыть собственные потребности, которые были на тот момент. Это был органичный процесс. Я сейчас называю это “взрослением общественных организаций”. Первые инициативы — это то, что болит именно тебе. Это больше всего мотивирует и заряжает на конкретные действия.
И что тогда болело? Хотелось большего привлечения молодежи, развития города, культурных проектов?
С самого начала мы больше концентрировались на культурных событиях или околокультурных. Первым был [проект о] усилении информационной кампании декоммунизации. Мы много и активно рассказываем о переименовании и появлении новых топонимов в Дружковке. Провели Urban Fest — однодневный мультикультурный фестиваль. Хотели показать, что городские события могут быть другими, не такими, как привычные “празднования Дня города” или “9 Мая”.
Мы организовали большую музыкальную сцену, пригласили молодые украинские группы со всей страны. Были интерактивы для взрослых и молодежи, уличная еда — все, что можно делать в течение дня на открытой площадке. Выбрали локацию “Старый парк” — там раньше раз в год собирались на 9 мая. А мы показали, что это место может жить не раз в год. В 2016-м там провели первый фестиваль.
Сейчас трудно представить, но тогда мы провели еще и первый любительский полумарафон в Дружковке. Нашли людей, которые хотели бежать 21 км, но добавили также 5 и 10 км. До сих пор помню первые медали “Druzhkivka Half Marathon”. Когда вспоминаю, думаю, что мы были просто “сумасшедшими”, потому что организовали забег через месяц после большого урбан-фестиваля. Сейчас я бы так не поступил (улыбается).
Так что, возможно, и хорошо, что тогда не было опыта?
Зато было много энергии (смеется). Я не говорю, что не проводил бы эти мероприятия — проводил бы, но с большими промежутками во времени. На тот момент у нас уже была Платформа инициатив, но мы ее не “присваивали” себе. Мы пытались привлекать различные культурные и образовательные проекты, чтобы показать: в Дружковке есть место за пределами школьных классов или местного ДК, где можно делать что-то полезное и интересное для громады. И развивать понимание, что мы чего-то стоим и можем влиять на изменения в обществе.
Какой была команда на старте?
Не было десятков людей. Соучредителей — пятеро. Операционная команда тогда — 4–5 человек. Далее команда росла и уменьшалась в зависимости от проектов. Но ядро увеличилось до 5–7 человек, и такая структура сохраняется по сей день.
Насколько сильно изменились задачи организации в феврале 2022 года? Вы сконцентрировались на гуманитарной помощи населению?
К тому времени мы уже успели сменить помещение нашей Платформы инициатив — оно стало больше. Это помогло, потому что в первые недели после полномасштабного вторжения мы там открыли гуманитарный штаб. Мы могли принимать гуманитарную помощь, использовать большое помещение как склад. Это позволяло помогать не только Дружковке, но и другим громадам Донецкой области.
Мы играли роль такого регионального мини-хаба. На тот момент уже были партнерские отношения с различными громадами Донетчины — знакомые, друзья, коллеги. К нам приезжала большая фура с гуманитарной помощью, что-то оставляли для нашей громады, а остальное перепаковывали в меньшие машины, которые ехали дальше.
Но на тот момент мы уже отразили, чем хотим заниматься. Если в начале работы ОО “Новая Дружковка” мы закрывали собственные болезненные потребности и реализовывали локальные инициативы, то впоследствии начали исследовать потребности жителей — это был следующий уровень роста. Мы отошли от культурных проектов в сторону локальной демократии, развития гражданского общества, ответственности жителей за то, что происходит в громаде.
Неправильно говорить, что мы “повзрослели”, а раньше просто “играли” в культурные события. Частично мы закрыли те первые потребности и оставили это поле как возможность для других. Сами же ушли в другое поле деятельности. Возможно, это и дало нам понимание, что делать в первую неделю большой войны. Поэтому мы быстро организовали гуманитарный штаб и помогали громаде справляться с растущими потребностями.
Сейчас организация переехала и снова изменила фокус внимания. Как вы принимали это решение?
С марта по октябрь 2022 года мы занимались гуманитарной помощью. В первые месяцы инициативы были более адаптивными. Впоследствии местные власти переняли эти функции — сначала городской совет, затем военная администрация. Мы поняли, что начинаем дублировать деятельность. Не было общей базы получателей, и неравномерное распределение помощи вызывало конфликты. Откровенно — мы начали выгорать. Это работа, которую должны выполнять люди с профессиональной подготовкой и сопровождением психологов.
Тем временем началась первая волна эвакуации из Донецкой области в Кировоградскую. Ориентировочно с августа 2022 года возникла идея трансформировать деятельность и начать помогать принимающим громадам. У нас есть опыт локальной демократии, создания хабов, поддержки инициатив, фасилитации процессов. Мы проходили учебные программы от USAID, UNDP и других. В кризис стало понятно: эти знания не были напрасными.
Мы начали искать в открытых источниках громады Кировоградщины, которые принимали переселенцев. Консолидированных списков не было. Из постов официальных лиц в соцсетях выписывали названия громад и писали им письма: кто мы, какой у нас опыт, чем можем быть полезны, готовы ли они принять релоцированную или частично релоцированную ОО.
Нам ответили три громады [Кировоградской области] — Знаменская, Александрийская и Приютовская. Это была “программа-максимум”, с которой мы могли справиться. Началась частичная релокация (не вся команда уехала, несколько человек остаются в Дружковке). Знаменская и Александрийская — городские громады, Приютовская — поселковая, фактически город-спутник Александрии. Они очень похожи на Дружковку по масштабу — и это стало ключевым.
Первые проекты также касались гуманитарной помощи. У нас был остаток средств от крупного гуманитарного проекта, и мы перераспределили его для принимающих громад — помогли местам компактного проживания бытовой техникой. Это стало “ключиком входа” в сотрудничество с властью. Параллельно искали местные ОО и инициативы — чтобы понять, как они работают, на каком уровне развития находятся, как оценивают взаимодействие внутри сектора.
Какую «среднюю температуру по палате» вы обнаружили на момент начала сотрудничества?
Мы заметили, что было бы хорошо найти дополнительные ресурсы для развития. Это может прозвучать как дерзость, учитывая, что у нас было достаточно средств для инициатив в нашем регионе. Я не хочу никого обидеть в Кировоградской области, но их география такова, что они как бы были “в проходе” между движениями с запада на восток и с востока на запад или в столицу. И они оставались вне зоны внимания крупных программ и доноров. Они не являются трансграничным регионом, где могут действовать, например, польско-украинские или словацко-украинские программы. В 2014 году там не было боевых действий, громады не пострадали. Поэтому гражданское общество там не было таким развитым, как в Донецкой или Луганской областях, и не таким, как в некоторых западных областях — традиционных очагах общественной активности.
Поэтому мы решили, что это почти “непаханое поле” — и в прямом, и в переносном смысле, потому что Кировоградщина — аграрный регион. Мы начали искать проекты и инициативы, работать с интеграцией перемещенных лиц, локальной демократией. Даже смогли найти проект и помочь повысить уровень институциональной способности.
Ваши проекты имеют очень разную тематику — от экосознания до опросов потребностей жителей. Возможно, было бы легче сосредоточиться на чем-то одном?
Опросы — это наш большой проект: мы развивали три гражданских центра в Приютовке, Знаменке и Александрии. В этих громадах проводили опросы о проблемах, потребностях и миграционных настроениях внутренне перемещенных лиц, параллельно делали то же самое в Дружковке — но там уже исследовали потребности местного населения.
Кроме крупных проектов развития громады и сообществ, есть и более мелкие направления — в частности, экологическое. Возможно, на это не всегда хватает ресурсов, потому что нужны эксперты, чтобы делать это профессионально. Мы, например, проводили школу экоактивизма, где на базовом уровне обучали молодежь вопросам экологического сознания и обращения с отходами.
Мы часто работаем параллельно. Был проект по безопасности — сотрудничали со спасателями. В Дружковке закупили для них оборудование: шлемы, домкраты, альпинистское снаряжение для работ на завалах.
В Александрии перенесли практику 2019 года, когда на базе ГСЧС создавали ресурсный центр для обучения гражданского населения личной безопасности. Такие проекты часто называют “Класс безопасности”, но мы выходим за эти рамки. У нас более широкий функционал: это не только для детей. Курсы проходят и ответственные за пожарную безопасность в школах и на предприятиях, а также сами спасатели — для них это может быть временный штаб в чрезвычайной ситуации. Это многофункциональное оборудованное помещение.
Мы стараемся опыт, приобретенный на Донетчине, понятно имплементировать в громады, с которыми работаем. Возможно, кажется, что проекты очень разные, но все это — развитие громад и сообществ. Потому что мы — и о людях, и об институтах, и о территориальных громадах. Если не заниматься развитием людей и инициатив, все инфраструктурные изменения будут бесполезными. Я еще в 2019-м так говорил и до сих пор так думаю. Мы не можем просто закупить новые электровелосипеды и на этом остановиться — нужно научить людей кататься и объяснить правила движения. Вот такая метафора.
Видела также серию подкастов, посвященных теме развития громад. Расскажите об этом направлении.
Это у нас такая “проба пера”, я бы сказал. Мы реализовали проект, связанный с развитием молодежных сообществ. В трех наших громадах-партнерах были молодежные сообщества — как от коммунальных молодежных центров, так и от общественных организаций. Мы пытались научить их специалистов определенным компетенциям, чтобы они были способны самостоятельно привлекать средства на развитие центров и своих сообществ. В рамках этого проекта решили провести серию интервью и опубликовать их в формате подкастов.
Мы делали это для того, чтобы узнать, какова ситуация с молодежной политикой в Кировоградской области, как ее оценивают люди, которые так или иначе работают с молодежью. Мы обращались также к представителям других громад, чтобы увидеть более полную картину. Сейчас видим, что людей можно «вытягивать» на такой формат разговоров. Иногда это лучше, чем проморолик на 10–15 секунд. Человеку иногда нужно больше времени, чтобы раскрыться. Поэтому формат подкастов оставляем — людям нравится.
Что вы отметили для себя после таких разговоров? Это были новые выводы или подтверждение предыдущих?
Главное — это люди. Без людей не будет развития: ни в молодежной политике, ни в интеграции ВПЛ, ни в развитии бизнеса переселенцев. Разные громады применяют разные подходы и по-разному относятся к ВПЛ. Мне нравится подход громады Александрии, где в ВПЛ видят ресурс и привлекают людей с приобретенным опытом к работе в громаде. То есть к переселенцам относятся не только как к получателям помощи. Потому что распространенный подход — продумывать только гуманитарную часть и работу ЦНАП. Но во многих громадах есть незакрытые вакансии. И когда громады пытаются закрыть их за счет внутренне перемещенных лиц, мне такой подход импонирует.
Что касается молодежи — нужно обучать и давать возможность становиться лидерами. Не “взрослые дяди и тети из управлений” должны навязывать, каким должен быть проект. Нужно спрашивать непосредственно у молодежи, что они хотят. Молодежная политика должна формироваться не в кабинетах, а на улицах, в молодежных центрах, в процессе живого общения.
Сейчас период, когда местная власть в громадах не обновляется из-за военного положения. Замечаете ли вы влияние этого на работу общин? Есть ли планы на будущие проекты в этом направлении?
Что касается тезиса о невозможности переизбрания местной власти — действительно заметны застойные процессы. Нет ротации в городских советах, управлениях, исполкомах, и частично люди “заскучали”: они бы уже и ушли, но не могут.
Если говорить о планах — мы выиграли проект, связанный с работой с молодежью ВПЛ именно из Донетчины. Это то, что давно хотелось. Тема так или иначе возвращает нас в родные края и, скажу честно, больше “цепляет”. Проект будет большой: будем работать с молодежью ВПЛ Донетчины. Планируем спрашивать и узнавать, хотят ли они оставаться в принимающих громадах, видят ли себя в процессах раннего или позднего восстановления. Хотим услышать их потребности и позиции.
У военных администраций нет времени закрывать вопрос работы с молодежью. Поэтому мы решили: если не мы — то кто? Есть опыт. Уже планируем учебные мероприятия; будем собирать мнения, взгляды, пожелания относительно восстановления и собственного участия или неучастия. Также пообщаемся с ключевыми стейкхолдерами — университетами, общественными организациями, которые имеют большой опыт работы с молодежью. Например, “Славянский культурный центр “Задзеркалля”. Хотим услышать их предложения и предостережения.
Нашей целью является разработать дорожную карту и план действий по работе с молодежью на этапе раннего восстановления — чтобы городские и областные ВА имели на руках документ, основанный на данных, и не тратили время на дополнительные анализы.
Большое внимание уделим компоненту обучения: будут офлайн-мероприятия и онлайн-вебинары по темам общественного развития, переходных периодов, евроинтеграции и т. д. Опять же — планируем выпустить серию подкастов. Поговорим с молодежью ВПО, работниками молодежных центров, должностными лицами.
Будем не только учиться — планируем играть в игру “Код Донетчины”, разработанную Донецким областным молодежным советом.
Возможно, есть проекты, которые сейчас не получается реализовать, но вы о них мечтаете?
Последний Urban Fest мы провели до ковида. Хотелось бы с новыми знаниями и опытом организовать что-то подобное — возможно, более масштабное. Такие события объединяют команду и привлеченных людей. Это о желании увидеть результат “здесь и сейчас”. А работа общественных организаций — это марафон, а не спринт. И когда нет хоть каких-то быстрых результатов — падает мотивация. Urban Fest — это возможность ее не потерять. Но сейчас война не позволяет проводить безопасные массовые мероприятия.
И еще есть идея документалистики. Когда-то мы снимали историю о дружковчанине — академике советской и американской академий наук, кибернетике. Это была первая попытка документального кино: мы записали истории родственников, собрали пазл его жизни. Но не промотили. Я уверен: во многих громадах есть люди, о которых стоит рассказать.
Сейчас мы создаем общественный центр в селе Мошни Черкасской области — в доме, построенном по проекту Владислава Городецкого. Он автор Дома с химерами и Костела Святого Николая, но имел и коммерческие заказы в малых населенных пунктах. Этот дом уникален. В нашей проектной жизни мы часто сталкиваемся с такими историями — хочется их фиксировать. Но не всегда есть ресурсы делать это широко. Поэтому идея документального фильма [о Владиславе Городецком] где-то внутри живет. Надеюсь, когда-нибудь будет возможность ее реализовать.
Ранее мы писали о том, как волонтерка из Донетчины создала сообщество помощи в эвакуации. Библиотекарь из Краматорска Аннета Чуприна много лет помогала местному сообществу. Из-за войны она дважды покидала город, но не бросила волонтерское дело: плетет маскировочные сетки и кикиморы.