С мая 2022 года Ярослава «Виза» из 112 бригады служит на Востоке Украины. Она помогает бороться за Бахмутское направление. Мы расспросили военную о ее истории на этой войне и то, что она видит в боях под Бахмутом, поставили в том числе и банальные и смешные вопросы от гражданских.
Ярослава «Виза» родилась и выросла в Киеве. Пробовала себя в разных работах — от руководства визового центра до проектного менеджмента. Для нее война началась в 2014 году. Тогда женщина задумалась, что хочет пройти специальную подготовку. Так присоединилась к организации «Украинский легион». В 2022-м знания понадобились по профилю — она пошла служить. Утром 25 февраля она пришла в свой местный военкомат, чтобы стать на защиту Киева.
Каким был ваш военный путь и как давно стоите на Бахмутском направлении?
Возможно, с моей стороны будет выглядеть наивным, но почему-то, когда я приходила в военкомат, я для себя понимала, что нужно отбить Киев, Киевскую область, и мы должны это сделать.
Потому что, скажем так, все хотят победы, но чьими руками делается победа, не понятно. И, собственно, твои руки также нужны для этой победы.
Это такие мои мысли по поводу себя. После того, как врага выгнали из Киевщины, я почему-то наивно думала, что все, нас отпустят, потому что мы же вроде как не кадровые военные. Однако сказали: «Нет, вы уже мобилизированы. Поэтому, дорогие, давайте будем работать дальше, потому что враг у нас еще находится на части Украины».
В мае 2022 года была собрана первая сводная рота этого батальона, туда брали только добровольцев, кто хочет поехать защищать Украину на Донбассе.
Я решила, что сидеть уже в то время в спокойном Киеве, просто ждать с моря погоды и вникать в эту армейщину, которую я очень не люблю, мне не хотелось. Поэтому я приняла решение поехать на Донбасс.
На Донбассе мы были с конца мая. Сначала мы поехали на Луганщину, тогда еще Луганщина была в то время под контролем Украины, потом уже были на Лиманском направлении, под Кременной. После этого была ротация и, собственно, вернули батальон в Киев.
Чем отличаются бои на Бахмутском направлении от других боев, если отличаются?
Сказать, чем отличаются бои именно на Бахмутском направлении, я не могу. Потому что сказать, что на каких-то других направлениях менее мощно давят, — достаточно трудно.
Например, то же Авдеевское направление, или те же Серебрянские леса, где до этого был наш батальон. Скажем так, если враг давит, то он давит достаточно мощно.
Мне кажется, что сейчас критически везде трудно. Сказать, что это направление тяжелее, будет не совсем правильно.
Почему решили сменить специальность и пойти работать в артиллерию?
На самом деле смена специальности, то есть непосредственно стать артиллеристом, она, скажем так, была достаточно неожиданной. Была стрелком. Моя рота имела потери. Были раненые, которые не могли вернуться в ближайшее время.
И, собственно, было определенное реформатирование батальона, и нашу роту расформировали.
После этого людей, скажем так, передавали в другие роты, и я попала вот таким образом в артиллерию. Хотя до этого был период, когда с декабря месяца прошлого года, и по июнь этого года, я находилась в строевой части. То есть это непосредственно работа с документацией.
Ну, меня своего рода как бы пожалели, потому что женщина, и отправили на такую более бумажную работу. Однако я для себя поняла, что мне проще, как-то легче, и, возможно, ближе по духу именно какие-то такие боевые условия.
Мне это нравится больше, мне это более присуще по моему темпераменту и характеру, чем быть в строевой. Я понимаю, что эту работу также нужно делать, это документальная работа, она очень важна, но почему-то для меня артиллерия ближе, поэтому в Киеве училась уже новой специальности.
Какова роль артиллерии на Бахмутском направлении
Расскажите о роли артиллерии на Бахмутском направлении сейчас: насколько она весома, по вашему мнению? И какое вооружение здесь чаще всего используют на поле боя в целом?
Роль артиллерии переоценить нельзя, потому что без артиллерии войну выиграть нельзя вообще. Конечно, очень важная роль — это роль авиации, которой у нас не хватает, к сожалению.
Непосредственно наша работа как артиллеристов — это прикрытие пехоты и отражение штурмов, также пехотинских. Есть разное оружие, различные средства поражения, но именно наша непосредственная задача в этом.
Хотелось бы, конечно, чтобы артиллерии было больше. Говорить непосредственно, какая там техника, я думаю, это немножко неуместно.
Техники много, но достаточно ли ее, здесь можно спорить. Я бы сказала, что нужно значительно больше для того, чтобы получать более весомый результат. Я считаю, нужно, конечно, больше. Больше боеприпасов, непосредственно самой техники, потому что у врага ее, по моему мнению, значительно больше.
Я думаю, что могу сказать о том, какое оружие используют россияне. То есть я не раскрываю какую-то тайну, но скажу, что на самом деле есть. Используется авиация, используются управляемые авиабомбы, работают из минометов различных калибров, из ствольной артиллерии, также вертолеты часто пролетают, танки работают очень хорошо, очень мощно. И в последнее время больше всего наносят ущерб нашей стороне — это дроны Камикадзе. Их просто невероятно большое количество, они направляют их в блиндажи, они направляют их на пехоту, очень часто делают сбросы с дронов. То есть оружия настолько огромное количество, что они не жалеют и выдерживают.
Я вижу и понимаю, они будут крыть чем угодно, и боеприпасов они жалеть точно не будут.
Поэтому я думаю, что на фоне всего этого обычная помощь запада нам необходима, потому что, к сожалению, своих мощностей у нас на 10-м году войны пока недостаточно.
Что для вас создает наибольшие проблемы как для артиллеристки?
Если говорить, какие непосредственно у меня возникают чаще всего проблемы (как у артиллеристки), ну, наверное, это недостаточное количество нужных боеприпасов. Они разнобойные и не всегда есть достаточное количество составляющих для правильного, нормального поражения.
Ну, это, наверное, больше всего. Думаю, это не только у меня, а можно спросить у любого артиллериста, и, думаю, что ответ будет примерно тот же.
Есть ли на Бахмутском направлении особенности ландшафта или что-то другое, что влияет на стиль ведения боя?
Если говорить об особенностях ландшафта, то, конечно, если сравнивать с Киевщиной, которая для меня более присуща, то, конечно, на Киевщине проще.
Здесь, не то что даже ландшафт, здесь очень трудно рыть окопы. Земля достаточно тяжелая, то есть ее нужно бить киркой, особенно сейчас, в зимний период. Вырыть какой-то шанец — это реально составляет проблему.
И огромная проблема с тем, что когда плохие погодные условия, идет дождь, земля эту воду не впитывает. Здесь специфический чернозем, и возникает болото. Очень трудно для прохода самой техники. Не удобно, потому что, скажем так, если брать там, на Киевщине, возможно, таких проблем не было. Но я надеюсь, что до Киевщины все-таки эта война не дойдет. Как-то так.
Что можете сказать о состоянии тех территорий, где приходится воевать? Есть ли там еще признаки городов/сел? Возможно какие-то остатки узнаваемые?
Возможно, какие-то, конечно, остатки можно узнать, но очень трудно что-то распознать, когда фактически из посадок ничего не остается. Это идут одни штурпаки, из домов остаются только фундаменты. Возможно где-то одна стена дома. Все завалено, все разрушено.
Огромное количество воронок от прилетов, от авиабомб, от управляемых ракет, от танков, которые просто могут снести дом за один-два выстрела, разложить дом. Поэтому на самом деле там, где шли активные боевые действия, узнать что-то очень трудно.
По поводу состояния тех территорий, на которых велись боевые действия, я могу сказать, что когда раньше слышала от чиновников и зарубежных партнеров, что это все будет взрываться, все эти заминирования, смотрела с достаточно таким сарказмом.
Почему? Потому что заминировано фактически все. Такое количество боеприпасов, такое количество воронок, что мне кажется, это заминирование уже непригодно для проживания ближайших лет 10 так точно.
Мне грустно это признавать, но по моему мнению это так. Я знаю, что после Первой мировой во Франции есть такая территория, которая называется Красная зона, то есть это территория, которая вообще считается непригодной.
Слышала, что до сих пор еще заминирована, ее не разминировали. На секундочку, Франция — это большая развитая страна, и со времени Первой мировой войны прошло очень много времени.
Однако эта территория остается непригодной для проживания. Я, конечно, могу ошибаться, потому что я не присутствовала на Первой мировой войне, но мне кажется, что сейчас врагом используется огромное количество боеприпасов, снарядов. И мне кажется, что их явно не меньше, чем было во времена Первой мировой. Потому что заминирован каждый метр.
Как далеко от вас ближайшая цивилизация? Чтобы принять душ/постирать вещи? Как часто удается выбраться туда?
Насколько близко цивилизация? (улыбается) Это, кстати, вопрос. После нормальной гражданской жизни очень трудно привыкнуть к таким условиям.
Но у меня есть время, человек привыкает ко всему. Поэтому на данный момент цивилизация для меня — это то, что я раньше могла считать «как в таком люди вообще могут жить».
Но, например, сейчас это дом, в котором не течет крыша, есть стены, его можно согреть и еще каким-то образом провести воду (даже на улице) — для меня это уже цивилизация.
Если говорить непосредственно о том, чтобы принять душ, постирать вещи, то, в отличие от пехоты, артиллеристам проще.
Потому что, если раньше душ можно было принять где-то раз в неделю, и то если повезет, остальное — это идут влажные салфетки, то по крайней мере, в нашем подразделении немного другой график работы. То есть мы работаем на позициях определенное количество дней, потом возвращаемся и мы находимся в относительной цивилизации.
И здесь, собственно, уже есть возможность и душ принять, и спать в нормальной постели, и, скажем так, уже чувствовать себя человеком.
Это действительно очень нужно, очень весомо. Потому что, если очень долго длительное время жить в таких нечеловеческих условиях, когда это идут позиции, окопы, и потом ты возвращаешься в такую же какую-то землянку, то это на самом деле очень сложно психологически и очень трудно
Какие трудности возникают лично у вас в армии?
Лично у меня возникают трудности в том, что я в гражданской жизни занимала должности, где человек принимает решения.
И то есть все решения озависели исключительно от меня. А в армии здесь все совсем не так. Скажем так, за тебя принимают решения, и твое мнение абсолютно никого не интересует. Нравится тебе это или не нравится, есть приказ, который нужно выполнять. И когда ты даже не согласен с этим приказом, ты не можешь его не выполнить, потому что это будет невыполнение приказа.
По поводу того, в чем нуждаются женщины, мне сказать трудно, потому что я иногда нахожусь на боевых. Таких женщин, которые постоянно только на боевом задании на самом деле не так уж и много. Среди потребностей скорее могут быть какие-то лекарства индивидуальные.
Пехотинцев женщин не много. Я, например, слышу в рацию, когда выхожу на боевые, только мой женский голос и еще двух женщин. Одна медик и одна также выполняет задачи на передке. Это непосредственно по нашему батальону.
Как настраиваетесь, когда идете на задание?
Вероятно нужно, что состояние было какое-то адекватное и более-менее положительное, потому что в каком-то депрессивном состоянии ничего хорошего из этого не получится.
Ты понимаешь, осознаешь, что потери, ранения, также погибшие, — их очень много. И ты понимаешь, что общаешься с человеком, завтра этого человека уже нет. Или там через несколько минут ты можешь даже это все слышать по рации. Это очень тяжело, поэтому в какой-то момент идет перестройка, и ты воспринимаешь это как работу. У меня настрой спокойный. Я не хочу, чтобы это звучало каким-то пафосом, но когда выходишь на задание, ты, в принципе, абсолютно морально готов, что ты просто можешь оттуда не вернуться, или можешь получить какие-то поражения. Можешь подорваться на мине, когда будешь ехать на машине, может прилететь по тебе от врага, потому что обстреливают там беспощадно и так плотненько.
Но это… скажем так, это уже пришло со временем. Сказать, что я не боюсь — нельзя. Потому что когда действительно очень плотные обстрелы, ну, действительно, это становится страшно. Не бояться не может никто. Я думаю, нет такого человека, который скажет: «Я не боюсь совсем». Но ты к этому морально готов, что с тобой может вот так случиться.
Как война повлияла на вашу жизнь? Есть ли у вас усталость от войны?
Это самый смешной вопрос, как война повлияла на мою жизнь. Она повлияла! То есть моя жизнь изменилась радикально, изменилось все.
Того человека, который был до войны, в принципе, можно сказать, что не осталось фактически. Возможно, какие-то моральные принципы остались, но отношение, ценности, все очень сильно изменилось.
И, честно говоря, я понимаю, что имея такой багаж опыта и впечатлений в гражданской жизни, дай Бог и туда вернемся, будет жить трудно. И даже занимать такие должности, как раньше, возможно, будет сложно, потому что работа у меня раньше была связана с людьми. Это когда нужно выслушать, понять проблему клиента, помочь Сейчас очень много появилось таких черт характера, или даже не черт характера, таких, возможно, реакций, как агрессия, злость, отсутствие того количества терпеливости, которая должна быть. И это реально может быть огромной проблемой для проживания, возвращения в гражданскую жизнь полноценно. Поэтому война лично для меня изменила очень многое.
Она просто изменила все. Ну… Ну есть, как есть. Других вариантов, в принципе, нет.
Есть ли у меня усталость от войны? Это фраза такая, которую очень часто говорят гражданские, которые к войне вообще отношения никакого не имеют. Она, честно говоря, меня очень сильно тригерит. Сказать, что устала от войны, я не могу.
То есть воевать нужно. Прежде всего имею вариант, если мы хотим дальше жить в Украине, с тем, что у нас даже сейчас есть, то нам нельзя сдаваться. Хотим этого или нет.
Если мы сложим оружие, нас просто захватят и заставят жить так, как хотят они. Я так жить не хочу. Поэтому сказать, что устала от войны, я не могу. Я устала, наверное, от армейщины. Почему я это так говорю? Потому что очень часто командиры, особенно в высоких кабинетах, путают войну и армию. Я думаю, война — это одно, а армия — это совсем другое.
Некоторые люди часто спорят со мной. Я говорю, я не просто так в армии. Я воюю.
Какое желание у вас на 2024 год?
Знаете, если раньше загадывали какие-то материальные вещи, сейчас материальные вещи потеряли свое значение и ценность. Нет, не то что они абсолютно безразличны, так сказать нельзя, но акцент очень сильно сместился.
Сейчас я хочу, чтобы война в Украине закончилась победой. Возможно, это чудо, но мне хочется именно этого.
Интервью было записано в декабре, сейчас Ярослава проходит лечение в госпитале.