16 января в Украине вспоминают День памяти защитников Донецкого аэропорта. Виталий Пясецкий с позывным «Турист» — один из них, он держал оборону на втором этаже терминала и поделился воспоминаниями, как с собратьями спасался от жажды «сосав лед», о последствиях газовой атаки и других сложностях. Боец сохранил с тех пор не только воспоминания, но и фото.
Виталий Пясецкий родом из Ковеля на Волыни. Мужчина владелец рекламного бизнеса и военного опыта. Однако, в 2014 году присоединился добровольцем в ряды ВСУ, чтобы встать на защиту государства от оккупантов.
«Тогда это все еще называли «ВДВ войска», а затем они стали ДШВ (десантно-штурмовые войска)», — уточняет собеседник.
С 19 августа 2014 года мужчину официально мобилизовали, а впервые в зону АТО он попал в ноябре. Добровольцу тогда было 32 года.
“Часть наших подразделений уже тогда выезжали на ротации в Донецкий аэропорт. А частично наши подразделения выезжали на охрану позиций, артиллерии и минометных батарей в окрестностях аэропорта. Прямых боевых столкновений тогда еще не было. Моя рота охраняла зернохранилище в окрестностях Опытного”, — вспоминает Виталий Пясецкий
Когда Виталий Пясецкий начинал службу в рядах ВСУ, то имел позывной «Философ». Но недолго.
“У меня тогда был фотоаппарат, который я носил на шее и когда мы приехали в АТО, мне сказали: “Какой же ты философ? Ты турист”. И все, так меня после этого и называли”, — смеется собеседник.
Фотоаппарат военный взял с собой в рюкзак, когда ехал в Донецкий аэропорт. Там он провел 5 суток: с 14 по 18 января. Эти дни в его жизни он до сих пор помнит почти почасово.
“Я в руках грел батарейки, вставлял, делал пару кадров, снова грел в руках. Мне еще тогда говорили: «Никуда их не выкладывай». А я отвечал: «Когда-то ты у меня еще сам их попросишь». Реально, это была серия снимков, где были ребята, которые потом погибли. Это были их последние прижизненные фото. Я считаю, это лучшее, что я там сделал”, — делится собеседник.
“Мы попали как раз на завершающую стадию боев за аэропорт. Тогда уже начались достаточно активные наступательные действия со стороны противника”, — вспоминает мужчина.
По его воспоминаниям, в Донецкий аэропорт ехали только добровольцы. Большинство из них были молодыми мужчинами от 25 до 30 лет. Лишь пара военных была старше 40 лет.
“Изначально я должен был занять позиции в диспетчерской башне. Однако как раз 13 января ее разрушили — она упала, наши понесли потери, и я был в новом терминале. Моя позиция была на первом этаже в багажном отделении”, — уточняет собеседник.
Позиция, которую держал батальон Виталия, называлась “Ромео”, а рядом была еще одна — “Калитка”, которую держали бойцы 93-й бригады.
“Нам показали, откуда могут идти и стрелять и все. Ты смотришь и работаешь на огневое подавление. Напротив нас была гостиница «Полет», откуда по нас активно работали и РПГ прилетали. Между нами было около 300-400 метров. И вот ты понимаешь, что из этого помещения по тебе что-то летит — туда пустил пару пуль, в то окно пустил”, — делится военный.
Так прошли 13 и 14 января у Виталия. Эти дни он вспоминает как «лайтовый режим» без активных штурмов.
С 15 января оккупанты начали более активные штурмы.
“Выезжал танк и высаживал весь боекомплект по верхним этажам, по нижним и разрушал перекрытия. В таких условиях невозможно было выставить тот же ПТУР или СПГ (противотанковое оружие — ред.). А потом пехота шла в наступление, но я их почти не видел. Лишь однажды я видел когда мелькнула какая-то тень. То есть, массированных мясных штурмов, которые сейчас происходят (во время полномасштабной войны — ред.), я не наблюдал”, — отмечает защитник.
Укрыться от огня танков было почти негде, вспоминает Виталий.
“У нас не было никаких бетонных стен. Для строительства защитных сооружений у нас тянулось все! Защитная позиция обычно привязывалась к бетонной колонне в обхвате с метр. И на эти баррикады мы тянули строительный мусор, оборудование и даже ящики с боекомплектом — просто брали ящики с патронами и ставили на баррикаду, чтобы хоть что-то защитило тебя от осколков и шпуль”, — говорит военный.
С боеприпасами недостатка не было — благодаря героической работе водителей МТЛБ.
“Ночью на терминалы просто по-боевому залетала МТЛБ и разгружала боекомплект. Поэтому БК у нас было очень много”, — с гордостью говорит мужчина.
Относительно еды было труднее, но в таких условиях у защитника почти не было аппетита.
“У нас тогда были сухпайки украинского образца, но скажу откровенно — кушать особо не хотелось. За все четыре дня я съел только пачку [печенья] «Галетное», которые в сухпайку входят, и два печеночных паштеты. Еще вспомнил, у меня была палка колбасы, которую мы резали на кусочки и раздавали ребятам”, — вспоминает боец.
С водой ситуация была гораздо хуже.
“Тогда были сильные морозы и проблема была в том, что вся вода была в твердом состоянии — померзла. Помню у нас было такое помещение технического характера, где была буржуйка. Она не грела, потому что топить было нечем, но на ней стояла кастрюля с глыбой льда, которая топилась. Вообще, проблема с водой была до 18 января. Тогда подбили нашу МТЛБ, которая ехала на эвакуацию, в ней еще погиб механик-водитель, и в ней нам везли воду. С 18-го начали спадать морозы и мы с парнем к ней добрались ночью и взяли пару баклажек воды. Потому что ее реально уже совсем не было — долбали и сосали лед”, — делится Виталий Пясецкий.
Поспать в условиях постоянных боев было тяжело, но, возможно, вспоминает военный.
“Какой это был отдых? Куча людей лежала в маленьком помещении. Заходишь, ищешь между кем есть место, где хотя бы боком можешь влезть, залез, спальником накрылся и дремлешь. 16 числа вообще никто не спал — нас выдавили тогда, было много раненых, погибших, не до сна было. 17 числа были еще более тяжелые бои, нас забрасывали газовыми и обычными гранатами. Еще попали в БК, где были гранатометы, выстрелы в гранатометы, патроны, гранаты и оно горело, взрывалось. Тогда командование взял на себя такой легендарный человек Иван Зубков — Герой Украины. Я уже тогда был откровенно деморализован и он сказал нам: «Ребята, вставайте, надо что-то делать иначе нас всех перебьют». Нас тогда было человек 20-25, которые еще не могли держать оружие. Он распределил нас на сектора по 4 человека и мы начали снова строить баррикады — тащили ящики с боеприпасами, все, что было. Тогда стало спокойнее чуть-чуть, мы сделали для себя уголок, где можно сесть, поджать ноги и с головой спальником накрыться. Так начали делиться по два человека и поочередно забываться на 2-3 часа”, — рассказывает киборг.
“Если смотреть со стороны взлетной полосы — мы держали первый этаж помещения терминала. А если смотреть со стороны города, выходит, что мы держали второй этаж и под нами был подвал-парковка, который был заминирован. Но террористы потихоньку подходили и разминировали его управляемыми взрывами и забрасывали кошек, которыми стаскивали растяжки. Так они смогли зайти туда”, — объясняет боец.
Затем Виталий был свидетелем того, как оккупанты смогли занять этаж в терминалах над ними — произошло это из-за плотного огня оккупантов.
«На этаж над нами они смогли зайти, когда с помощью танков выбили наши позиции. А потом поднялись над нами на третий этаж. То есть мы потеряли контроль над юго-восточной частью терминала», — уточняет Виталий Пясецкий.
Но даже в условиях, когда украинские защитники и оккупанты были в одном сооружении — увидеть друг друга не представлялось возможным.
“Мы только слышали, как они нам кричали что-то из подвала и чувствовали гранаты, которые нам прилетали. Ночью 15 января мы увидели первые небольшие отверстия в потолке, как раз за спиной наших позиций. Мы постоянно туда в тепловизор смотрели. Уже утром 16 января эти отверстия расширили и оттуда начали активно забрасывать фугасные и осколочные гранаты”, — рассказывает собеседник.
Самым тяжелым моментом этих боев Виталий считает газовую атаку их позиций:
“Сложный момент был, потому что у нас противогазов не было в достаточном количестве. Когда нам забрасывали обычные гранаты — ты залег за баррикаду, отлежался и все. А когда бросают газовую гранату — это была реальная паника. Потому что ты не понимаешь, что с тобой происходит — рыгаешь, и слюна, и слезы, и все из тебя выходило. Это было непросто. И я помню как 17 января они забрасывали нас гранатами в очередной раз, поднялось облако едкого дыма и в какой-то момент поднялся ветерок и дул в южную часть, то есть в сторону террористов”.
В тот момент почти все помещение с украинскими защитниками было заполнено ядовитым газом.
“Нам тогда повезло, что у нас был такой пятачок метров 20 на 30, который был чем-то вроде балкона между этажами. И туда они не могли забросить гранаты, поэтому просто бросали поближе к нам. И соответственно как это было — ветер в нашу сторону — нам плохо, ветер от нас — и все это пошло на них. Если бы не балкон и ветер — эпопея с терминалом закончилась бы еще 17 января”, — считает Пясецкий.
Свое моральное состояние в Донецком аэропорту боец описывает двумя словами: «плачешь и стреляешь».
“Понимая всю тяжесть ситуации, понимаешь, что, вероятно, ты погибнешь, и твоя жена останется вдовой, а твои дети — сиротами. В такие моменты ты плачешь — просто реально бегут слезы. Но тем не менее заряжаешь БК и стреляешь. За время, что я там был, трижды появлялась надежда на выживание. Это была призрачная надежда, которая быстро разрушалась, а затем снова появлялась. В какой-то момент я просто смирился с тем, что молитвы близких — мамы, жены — не имеют силы, и, наверное, Бог решил, что я должен здесь остаться: “Чувак, смирись и делай свою работу”. И вот тогда мне стало легче”, — признается Виталий.
Затем к подавленному состоянию добавились еще ранения.
“Было легкое ранение — осколки от гранаты в левой ноге, а затем осколок от гранаты в скуле (парная кость лицевого черепа, — ред.). Но я был полностью боеспособен и именно поэтому меня потом мучила мысль: «имел ли я право эвакуироваться?», — до сих пор спрашивает себя военный.
В ночь между 17 и 18 января к защитникам все же прорвалось МТЛБ прямо под терминал. В ней везли пополнение бойцами и воду, а обратно забрали раненых защитников.
Эвакуироваться из Донецкого аэропорта мужчине удалось в следующую ночь с 18 на 19 января. Бойцы знали, что к ним будет ехать МТЛБ.
“Когда она прорвалась к нам — по ней так начали жестко работали, что даже среди ребят из 90 батальона, которые заехали к нам подкреплением, были и погибшие, и раненые. С этими ранеными мы потащили с парнем тяжелого 300-го (которого не забрали в предыдущую ночь — ред.). Нам помогло то, что вышли двое бойцов и открыли огонь на подавление по верхнему этажу. И когда всех загрузили — там было еще одно место. Поскольку я был 300-й, принял решение, что могу поехать. Ибо за мной желающих поехать больше не было. Для товарища, которого я вытащил тогда, я был «билетом» благодаря которому он выжил. А он стал для меня тоже «билетом”, который позволил мне выжить», — трезво оценивает ту ситуацию боец.
Хотя отмечает, что если бы не ранение, не имел бы морального права занять последнее место в МТЛБ.
“Раненых было так много, что двери МТЛБ просто не закрывались. Поэтому мы просто подтащили их к себе и я сидел держа ее рукой. Было слышно как пули и осколки попадают в броню. Когда мы приехали, это было что-то — нас просто за руки и ноги вытаскивали из нее”, — теперь уже с улыбкой вспоминает военный.
Но это не единственное, что он все еще прокручивает в голове, как пленку.
“Зачастую я вспоминаю, как у меня на глазах погиб военнослужащий. Его зовут Владислав Остапенко из 93 бригады. Он погиб у меня на глазах 16 января — я сидел за баррикадой, тут прилет, он стоял рядом и все, человек погиб. Ранение несовместимое с жизнью. У него с собой был телефон на который потом звонили, но никто не мог взять трубку. Это трудный момент был”, — делится Виталий Пясецкий.
Уже после реабилитации и возвращения в гражданскую жизнь Виталий Пясецкий стал соавтором подборки историй о боях за Донецкий аэропорт. Более расширенную его историю теперь можно почитать в сборнике «Голоса войны».
Напомним, журналисты Вильного радио также говорили с добровольцем, который защищал метеостанцию в Донецком аэропорту. Там проходила «дорогая жизнь» к терминалам. От него и его собратьев тогда зависел весь гарнизон защитников.