“Мокрый снег и красная каша”. Зима 2015-го глазами защитника Донецкого аэропорта

В январе 2015 года продолжались ожесточенные бои с российскими оккупантами за Донецкий аэропорт. Бойцы страны-агрессора били по укреплениям украинских военных из всех видов оружия, кроме авиации. Ко Дню памяти защитников Донецкого аэропорта мы поговорили с добровольцем, защищавшим “дорогу жизни” до терминалов. От него и его собратьев тогда зависел весь гарнизон защитников.

 

Об обороне Донецкого аэропорта журналисты Вильного радио побеседовали с добровольцем ОУН Борисом Овчаровым.

Борис Овчаров жил в Донецке, но война заставила его покинуть родной город

Борис родился и вырос в Донецке. Когда ему исполнилось 18, его не взяли на срочную службу из-за третьей степени плоскостопия. Поэтому, когда пришло время встать на защиту Родины, у мужчины не было никакого опыта на службе. К тому времени он уже овладел гражданской профессией: отучился на финансиста банковского дела.

“Никогда не одевал форму, не держал оружие в руках. Только однажды это было: в школьные времена на военной подготовке была ДПЮ (допризывная подготовка юношей, — ред.). Военный руководитель вывозил на полигон под Ясиноватую и дали три патрона стрельнуть. Так до 2014 жил в Донецке. На последнем месте работы был заведующим складом крупной строительной компании в Донецке”, — рассказывает Борис Овчаров.

От “Революции Достоинства” до участия в войне прошло всего пару месяцев

Путь дончанина до военной службе начался с участия в Революции Достоинства, где он познакомился с единомышленниками.

“Я был одним из членов донецкого “Правого сектора”. Мое первое военное обучение было на тренировочной базе “Правого сектора”. Официальную же службу я начал с “Азова”, — делится собеседник.

2 мая 2014 Борис выехал из Донецка на мобилизационный пункт “Азова” в Киеве. Это был последний раз, когда мужчина бывал в родном городе.

В 32 года Борис Овчаров стал военным добровольцем. Он служил стрелком и выбрал себе позывной “Дончанин”.

Боевым крещением для добровольца стал штурм Мариуполя в июне 2014-го в рядах батальона “Азов”. В конце лета того года он перешел в батальон ОУН, где с 1 октября присоединился к обороне поселка Пески западнее Донецкого аэропорта.

В батальоне ОУН доброволец также занимался внутренней безопасностью.

“Такой себе замполит, следящий за буклетами, памфлетами, которого ненавидели. У нас с порядком среди добровольцев всегда жестко: вечером забухал — утром собирал манатки и ехал”, — говорит Борис.

Однажды Борис Овчаров взял в плен командира российских оккупантов, которого позже выгодно обменяли.

“Однажды с бойцом из “Днепра-1” (добровольческого подразделения полиции, — ред.) Владимиром на псевдо “Таксист” взяли в плен командира отделения батальона “Восток”[т.н. “ДНР”]. Его потом обменяли на четырех наших. Затем мы вместе с 93-й бригадой заходили на шахту “Бытовка”, которую временно захватили оккупанты только во время полномасштабного вторжения”, — говорит военный.

• ВСУ покинули шахту “Бутовка” под Авдеевкой из-за плотного огня оккупантов, — Генштаб

“Это было сакральное место, и круто было сказать себе: “Ого, я в ДАПе”

В начале 2015 года доброволец ОУН попросился защищать Донецкий аэропорт.

“В 93-й бригаде тогда не хватало людей. И получается, что мы с 93-й заходили в Пески, на Бытовку и на аэропорт. Причем среди добровольцев даже дрались, кто туда пойдет. У нас были небольшие группы, и нам дали только определенное количество на заход в аэропорт. Это было сакральное место, и круто было сказать себе: “Ого, я в ДАПе”, — рассказывает доброволец ОУН.

6 января Борис Овчаров вместе с собратьями вошел в Донецкий аэропорт. Они обороняли территорию метеостанции аэропорта, которую еще называли радиолокационной станцией (РЛС).

“Нас тогда была “сборная солянка”: там были ребята из 93-й бригады, “Правый сектор”, мы, ОУНовцы, 80-я десантура (80-я отдельная десантно-штурмовая бригада — ред.), 3-й полк спецподразделения. В этом домике метеостанции нас жило 17 человек”, — вспоминает защитник.

Метеостация в Донецком аэропорту была “дорогой жизни в ад”

На метеостанции добровольцы защищали две ключевые позиции, которые называли “кабинкой” и “севером”.

“Там стояла какая-то разбитая кабина от автомобиля сожженного на холме, поэтому она у нас была “кабинка”. Другая наблюдательная позиция называлась “север”, потому что смотрела на север. Это был треугольник (который защищали добровольцы, — ред.). Мы держали [оборону] от нашей наблюдательной позиции до холма. От холма до диспетчерской башни в одну сторону 900 метров и еще 1200 метров до терминалов. Вот мы замыкали этот треугольник”, — объясняет военный.

Позиция для обороны у защитников была не лучшая, вспоминает Борис. Приходилось выдерживать упорные бои почти без убежищ от обстрелов.

“Станция была ограждена бетонным забором, и там буквально два объекта: домик и башня. Они видны на картах. В этом разбитом доме мы и жили. Окопов там особо не было. Были выходы в домик и выбиты окна в необжитых комнатах”, — говорит защитник.

От обстрелов на метеостанции ДАПа прятались в норах, куда запрыгивали “рыбкой”

В доме, который заняли защитники, почти негде было спрятаться.

“Был только один небольшой подвал, куда могли забиться четверо, и только стоя. Еще у нас был блиндаж, где жили 2-3 парня, и еще один блиндаж был под землей, но в нем мы хоронили боеприпасы”, — вспоминает доброволец.

Во время российских штурмов каждый боец ​​занимал свою точку обороны.

“На каждый наблюдательный пункт была своя нора. Когда начинался минометный или артиллерийский обстрел, мы запрыгивали туда “рыбкой” (по-другому нельзя было) и пережидали, пока вокруг все падало. В терминалах были бетонные укрепления, а у нас ничего не было — мы там выживали”, — вспоминает обстрелы в ДАП Борис Овчаров.

Под прикрытием артиллерии оккупанты подходили к позициям украинских бойцов на 70-150 метров, и тогда начинались стрелковые бои.

А вот с обеспечением проблем у защитников не было — хватало всего, говорит Борис.

“Раз в сутки к нам заезжал внедорожник. Это был либо наш батальонный джип ОУНа, либо 93-й бригады. Делали это только в темноте, чтобы эвакуировать раненых. То есть логистика была — завозили боеприпасы, еду и прочее”, — отмечает военный.

Будни бойцов проходили так: час дежуришь, час работаешь, три часа спишь. Сну не мешали даже постоянные обстрелы: к ним, говорит военный, привыкаешь.

“Ты в таком режиме становился как зомби. То есть, каждую свободную минутку ты пытался падать спать — это главное. Война научила, что когда есть время спать, нужно спать, потому что потом времени не будет. Поесть там даже желания не было, если честно. Лишь бы попить кофе, чтобы сигареты были и все — погнали воевать”, — делится воспоминаниями украинский защитник.

Плотный огонь российской артиллерии защитники Донецкого аэропорта видели еще в 2014-2015 годах

Бои и интенсивность обстрелов в Донецком аэропорту были наиболее похожи на события полномасштабного вторжения, утверждает защитник. Единственное, чего тогда не было у оккупантов, — это авиации и беспилотников.

“В 2022 году из новой для себя артиллерии мы увидели у оккупантов разве что РСЗО “Солнцепек”. То есть все то, что сейчас происходит, мы уже видели в ДАПе. Ну, конечно, только у нас тогда еще армии не было. В 2014-2015 годах с нами стояла 93-я бригада. У них было три БМП: одна ездит, но не стреляет, вторая стреляет, но не ездит, а третья не стреляет и не ездит. Вот как хотите, так и воюйте”, — делится доброволец.

Однако уже тогда украинские бойцы удивляли оккупантов применением беспилотников, которых у российских боевиков не было.

“В 2014 Игорь Луценко (народный депутат Верховной Рады с 2014 по 2019 годы, — ред.) привозил нам квадрокоптер “Фантом-2”. Мы смотрели это как на чудо природы: “Фига себе, мы залетали на Донецк!” Мы, добровольцы, видели с неба их укрепления (укрепленные позиции оккупантов, — ред.) в трех километрах от себя и видели, как по этому квадрокоптеру стреляют”, — рассказывает доброволец ОУН.

“Под ногами был мокрый снег и каша красного цвета”

От удержания метеостанции зависел весь гарнизон Донецкого аэропорта, потому что по этой местности пролегало обеспечение украинских защитников.

“Когда оккупанты закрыли блокпосты и перестали давать забирать наших “трехсотых” (раненых, — ред.) ребят, то именно РЛС (метеостанция, — ред.) и стал “дорогой жизни”, которая пролегала в ад”, — утверждает Борис Овчаров.

Ситуация для защитников этой “дороги жизни” была тяжелой: через них везли всех раненых бойцов.

“Это были не очень приятные впечатления, потому что когда “трехсотых” тянут, у тебя под ногами каша красного цвета — мокрый снег, перемешанный с кровью и всем остальным”, — вспоминает боец.

Сложностей добавлял и мороз, который в январе 2015 достиг минус 24 градусов.

Борис Овчаров покинул Донецкий аэропорт 21 января 2015 года. За время обороны метеостанции он не получил ранения. Хотя “знаки судьбы” были.

“У меня была лежанка под стеночкой. Сегодня я выезжаю с позиции из ДАПа, а на завтра три прямых попадания из танка в эту стенку. Выходит, что Юрка “Восьмерка” тогда вышел вместе с дверью из своей комнаты. Ребята, которые оставались, видели картину, как вылетают двери, и за этой дверью вылетает Юрчик в коридор. Он тогда получил тяжелую контузию, а так я бы спал на том месте, куда попал танк”, — рассказывает защитник.

“Донецкий аэропорт не имел никакой стратегической силы”

Борис считает, что продолжать удерживать Донецкий аэропорт было бессмысленным делом.

“Для руководства государства аэропорт был бы хорошим плацдармом для захода в Донецк. Во всех других вариантах он не имел никакой стратегической силы”, — считает участник обороны Донецкого аэропорта.

Свою позицию он подкрепляет мнениями военных высшего звена, с которыми общался на эту тему.

“Однажды разговаривал с полковником, его пехота держала терминал аэропорта. Он мне сказал: “Дончанин”, как бы тебе ни было обидно и противно, но аэропорт стратегической силы не имел никакой. Он военный профессионал и я доверяю его мнению. Эти проклятые символизмы — это советщина: “Мы похороним кучу людей, но это символ, мы же несокрушимые”. Да нет ничего дороже жизни солдата!” — подчеркивает Борис Овчаров.

“Скучаю по Донецку и уже научился не плакать из-за гибели собрата или сосестры”

Борис Овчаров защищает государство от российских оккупантов 10 лет из своих 42-х. Время от времени проходит курс поддержки в реабилитационном центре под Киевом.

“У меня психолог спрашивал, как я сохранил адекватность за 10 лет войны. Я думаю, на это оказывает большое влияние воспитание и чтение книг в детстве. То есть нравственная подготовка. Плюс как бы это ни было тяжело — все эмоции следует по минимуму пропускать через себя. Я знаю ребят: майоры, капитаны, подполковники… Они плачут, когда гибнут их ребята. Я давно не плачу, когда гибнут мои собратья. Да, я приезжаю на похороны всегда, отдам честь, попрощаюсь с собратом или сосестрой, но не плачу”, — делится защитник.

В то же время, Борис скучает по родному Донецку и мечтает туда вернуться.

“Я понимаю, что на 90% не буду больше никогда жить в Донецке. Но ведь даже не из-за квартиры и имущества, а из-за могилы отца очень скучаю. Хочу просто приехать, сесть и три часа проговорить мысленно с отцом”, — признается военный.

Напомним, об обороне Донецкого аэропорта журналисты Вильного радио также говорили с военным медиком-капелланом, который был свидетелем тех событий и воюет до сих пор. Он поделился воспоминаниями о битве киборгов за аэропорт и рассказал, как наши бойцы защищают Украину сейчас.