Как родители 10-й месяц ищут сына, которого оккупанты захватили в плен в Мариуполе (монолог)
Дмитрий Шевчук защищал Мариуполь, но под давлением оккупантов ему с собратьями пришлось сдаться в плен на заводе им. Ильича. За эти 10 месяцев родители Дмитрия почти не получали от него известий. К ним уже 6 раз приходили оккупанты, которые искали информацию об их сыне. Обо всем этом отец пленного рассказал нашим журналистам.
Далее — рассказ Александра Шевчука от первого лица.
Сын решил идти по стопам отца
Мы с женой Людмилой живем в поселке Садовом Николаевской области. Нашему сыну Дмитрию 27 лет, он получил два высших образования: имеет профессию психолога и учителя физической культуры.
Я тоже учитель физической культуры, а также имею специализацию по допризывной подготовке юношей. Поэтому сын, глядя на меня после университета пошел на срочную службу.
Сначала Дмитрий попал при срочной службе в 199-ю десантно-штурмовую бригаду в Житомире. Со временем он встретил друга, который служил в 36-й бригаде, и тот уговорил его пойти туда. 25 января 2023 будет 3 года, как сын служит в 36-й бригаде, и за это время он дважды был в АТО. В частности, в районе Мариуполя он провел около полугода.
До последнего выходил на связь из окруженного Мариуполя
Когда началась полномасштабная война, сын был в Мариуполе. Мы поддерживали с ним связь, и когда он мне позвонил по телефону, я уже знал, что Мариуполь взяли в кольцо. Я говорил:“Сын, вы полностью в окружении, делайте что-нибудь, какие-то зеленые коридоры, выходите через них”. Он ответил:“Па, я знаю, все нормально”.
В следующий раз он позвонил мне 2 марта и поделился радостью, что наконец-то смог помыться, потому что в подвале появилась вода. Затем Дмитрий еще выходил на связь и предупреждал, что телефоны садятся и связь в городе ухудшается.
Вооруженные оккупанты 6 раз приходили с обысками
В оккупации мы пробыли с самого начала открытой войны и до 10 ноября 2022 года, пока нас не освободили вместе с Херсоном.
За это время оккупанты 6 раз приходили к нам с обысками, половина касалась нашего сына.
Во время первых обысков меня держали под прицелом на улице, а жена была с ними в доме. Они искали документы сына и его фотографии, но мы заранее их спрятали. Сначала эти люди еще ничего не знали о нашем сыне — просто посмотрели дом, сараи, погреба, спросили, нет ли посторонних или оружия и ушли.
Однако когда они уже ушли, один из оккупантов сказал что-то другому, и они вернулись. Попросили мой паспорт и говорят:
– “Александр Владимирович, пройдем с нами в автобус”.
Мне ничего не оставалось, как пойти. Оттуда вышел офицер с блокнотом в руках и говорит:“Рассказывайте”. А я говорю:“Что вам рассказывать?” — “Где ваш сын? “Отвечаю:“Сын в Польше”, а он действительно там бывал до того, как пошел по контракту служить в ВСУ.
Мне не поверили и повели к двери. Подошли еще два автоматчика и начался еще более серьезный обыск. Всю хату перерыли, спрашивали, где наш сын, а мы с женой вместе утверждали, что он в Польше.
— В какой чёрт Польше? Он в АТО был?
—Нет, не был. Отслужил срочную службу и отправился работать в Польшу.
—А как вы думаете, почему мы к вам во второй раз пришли?
Я молчу.
— А враждебные отношения с односельчанами есть?
— Да тут в школе двойку поставишь, и родители уже не здороваются, как вы думаете?
— Ну подумайте…
У них был блокнот с перечнем всех АТОвцев и мне оставалось только догадываться, кто нас сдал.
Найти им удалось только маленькую коробочку с шевронами. Наверное, сын когда-то привез и оставил, даже мы не знали о ней. Один из шевронов был красно-черный “Правого сектора”– это стало для них зацепкой. Еще нашли тактические перчатки, сын когда-то подарил мне:
—Что это? Это подтверждение, что он в АТО!
—Вы знаете, я охотник, и такое можно купить в любом секонд-хенде.
Тогда они стали спрашивать об оружии, но я ответил, что продал все. Они забрали все, что смогли найти: патроны, гильзы, пороз, заправки и закрутки.
Впоследствии они снова приходили спрашивать о сыне, но каждый раз были новые люди. Я так понимаю, у них постоянно были ротации, и когда в село приходили новые, каждый раз обходили все дома с обысками и мародерили.
За почти 10 месяцев плена от сына было всего два известия
Первой разыскивать Дмитрия начала моя дочь.
В апреле 2022 года мы смогли отправить ее через “орков” (территории, оккупированные российскими военными — ред.) на Баштанку и в Киев. Там она обращалась в Красный Крест и всюду, где только могла.
Однажды ей прислали на телефон видео, на котором Дмитрий обращался к маме. На нем была черная форма с бейджиком на груди. Он говорил:
“Я, Шевчук Дмитрий Александрович, обращаюсь к матери Шевчук Людмиле Викторовне с тем, что я нахожусь в плену. Кормят хорошо, есть распорядок, утром зарядка”.
Через некоторое время дочь получила от Красного Креста письмо, которое пришло из России.
Дочка написала ответ и отправила его через Красный Крест. Больше никаких писем мы не получали. Как я слышал, Красный Крест больше не пускают к нашим пленным.
В Координационном штабе [по вопросам обращения с военнопленными] нам сказали, что сын был именно на заводе имени Ильича, где 2 тысячи человек взяли в плен. Однако на вопрос, когда будут следующие обмены, мне никогда ничего не говорили, потому что не имеют права на это. Нам посоветовали обратиться в полицию, и я отправился в отделение.
В сентябре мы получили уведомление от воинской части с подтверждением, что наш сын действительно в плену.
В то же время дочь видела сына где-то в списках военнопленных.
Самые тяжелые издевательства пришлось пережить во время последнего обыска
Мой бывший ученик, который был в терробороне, попросил меня спрятать его автомат, когда они отходили через нашу деревню. В этот момент у меня дома был односельчанин Степан, работавший у меня и он видел, куда я прячу автомат. Также там было мое ружье и ружье, которое я подарил сыну на 21-летие. Даже жена не знала об этом месте.
В ночь с 10 на 11 августа оккупанты пришли к нам с последним обыском.
Мы проснулись ночью от выстрелов во дворе. Я смотрю, а они светят фонариками именно туда, где я спрятал оружие. Мы с женой стали за двумя стенами от двора, и я быстро рассказал ей об автомате и что теперь меня могут расстрелять. Попросил ее найти сына, если меня не станет.
Я открыл дверь под автоматные очереди и крики “на землю, руки за голову”. Тут один из оккупантов кричит: “Нашел!” и все забрали. Стрелявший по нам вытянул за руку лежащего Степана — а он пьян, ни говорить, ни стоять не может: “Он за 100 грамм предал тебя”.
Издевались и смеялись они еще долго. Били в тазовый сустав, зная, что у меня инвалидность именно в этом месте.
Приехали также два офицера ФСБ. Они сказали, что знают о нашем сыне:“Не бойтесь, его обменяют и он снова пойдет воевать”.
Надеялись, что сына обменяли в начале декабря, но надежда была напрасной
1 декабря был очередной обмен пленными. На одном из фото мы узнали нашего Дмитрия, очень похудевшего. Из ста друзей и знакомых, которым мы показывали это фото, только четверо не опознали этого парня как нашего сына.
Куда я только не звонил — и на горячую линию Минобороны, и в их штаб, и в СБУ, и по номеру 1648 (горячая линия Национального информационного бюро — ред.), чтобы увидеться со своим ребенком — все говорили одно и то же:“Это не наша компетенция, никто вам не даст его данные”.
Поскольку сын служил десантником, то на левой руке под мизинцем у него есть главная примета – татуировка “За ВДВ”. Мы просили, чтобы хотя бы глянули, нет ли у этого парня такой татуировки — все напрасно.
Друзья в Киеве помогли найти мужчину, сделавшего это фото. Мы связались с ним, и он сказал, что это не наш сын, потому что всех кого тогда освободили, идентифицированы. Также он пояснил, что освобожденным из плена сразу же в автобусе дают телефон, чтобы позвонить по телефону близким.
“Живем надеждой узнать что-нибудь о сыне”
Сейчас даже у нас, родителей, нет никакой информации о Дмитрии. В Россию мы не обращаемся, потому что я боюсь, что это может навредить. Ждем очередных обменов и хоть какой-то информации.
Единственное — девушка другого бойца, который попал в плен вместе с нашим сыном, позвонила дочери и сказала, что обоих якобы видели в СИЗО в Таганроге. Но это неподтвержденная информация.
При встрече с сыном я прежде всего хотел бы перед ним извиниться. Не знаю, за что, просто мне так хочется (плачет, — ред.). Мы все сейчас живем, поддерживая друг друга, в надежде узнать что-нибудь о Дмитрии.
***
Напомним, наши журналисты пообщались с родственниками пленных “азовцев”, защищавших Мариуполь. Они рассказали, как пытаются вернуть родных и почему за это время удалось обменять так мало “азовцев”.
Читайте также:
- Реабилитолог и спортсмен. История пленного из “Азовстали” Леонида Кузнецова, защищавшего родной Мариуполь
- Первая годовщина свадьбы в плену и неделя без еды. История пленного бердянца Виталия Дармороза, защищавшего Мариуполь
- “Срочник”, который планировал свадьбу. История пленного железнодорожника из Лимана, защищавшего Мариуполь
124