Из “Азовстали” вышли около 900 “азовцев”, более 700 до сих пор в плену. За последние 3 месяца освободили 5 бойцов полка. Родственники пленных рассказали нашим журналистам, почему, по их мнению, обменивают небольшое количество “азовцев”, и как они пытаются вернуть родных.
Из соображений безопасности мы не указываем их фамилии.
По данным ОО “Рада дружин та матерів захисників України “Жінки зі сталі”, с начала полномасштабного вторжения из российского плена освободили 868 украинцев. ”Азовцев” среди них 156 (треть тяжело ранены). Количество освобожденных женщин из “Азова” можно пересчитать на пальцах одной руки.
Соосновательница организации, мать пленного защитника Мариуполя Наталья рассказывает, что о выходе защитников “Азовстали” узнала в Турции. Туда вместе с родственниками других военных женщина приехала просить у президента Эрдогана экстракции Мариупольского гарнизона.
“Всем женщинам, которые были со мной, написали мужья и сообщили, что выходят. И они узнали, что те живы. А мне сын не писал. Это было невероятно страшно. Знаете, когда одна половина головы говорит, (плачет, — ред.), что он погиб, а другая — что этого не может быть.
Позже он написал. И тогда я выдохнула. Мы радовались. Но мы не знали тогда, что наши родные уходят из одного ада в другой”, – рассказывает Наталья.
С тех пор связи с сыном у Натальи нет, а информацию она собирает по крохам из рассказов уже освобожденных защитников. Сын Натальи — кинолог “Азова”, на фронте с 2014 года. Его собака-сапер, которую мужчина воспитывал и тренировал с детства, погибла в Мариуполе.
24 февраля сын написал мне, что началась война, потом писал только “не волнуйся”, “все будет хорошо”. А об ужасе, который действительно происходил в Мариуполе, я узнавала позже, где-то в конце апреля, когда уже в интернете появлялись видео, когда рассказывали люди, которым удалось выбраться из города. Я всегда ему писала, что (плачет, ред.) люблю его, что очень жду.
Более 700 бойцов “Азова” находятся в российском плену
108 “азовцев” освободили во время большого обмена в сентябре. После этого из плена вернулись только 5 бойцов полка.
“Для РФ, придумавшей себе “денацификацию”, “десатанизацию” полк “Азов” – как триггер. Россия признала “Азов” террористической организацией. К ним [в плену — ред.] более придирчивое отношение, более жестокое. Но это не террористы, не нацисты. Это военные, которые защищали свою Украину”, – говорит Наталья.
Несмотря на нарративы российской пропаганды, где “Азов” называют “западенцами”, среди “азовцев” много жителей востока Украины. И кроме пыток пленных россияне допрашивают и издеваются над родственниками военных. Боец “Азова” Артем – из Донецка, его мама до сих пор живет там. До войны мужчина работал на шахте, в 2014 году вступил в ряды полка, — рассказывает жена Вероника, которая сама работала в “Азове” на гражданской должности.
“15 мая он написал, что у него долго не будет связи, чтобы я не волновалась, и что очень меня любит. А на следующее утро я узнала, что они вышли из “Азовстали”.
Я тогда была в оккупированном селе возле Мариуполя, а от такой новости чуть с ума не сошла. Потом в нашем селе оккупанты стали ходить по домам с проверкой, и меня сразу же сдала соседка, рассказала, что у меня муж из “Азова”. Меня сразу забрали и увезли на фильтрацию. Отпустили только на третьи сутки”, — вспоминает Вероника.
Связи с мужем у Вероники не было длительное время, потому что она находилась в оккупации. Когда уехала, сразу позвонила в Красный Крест. Там подтвердили, что Артем военнопленный. В июле он позвонил.
“Я, услышав его голос, не могла поверить, что слышу его. Он сказал, что все нормально, а Красный Крест к ним не приезжал ни разу. Я, конечно, понимала, что не все нормально, как он говорит. Просто по-другому он не мог мне ответить. На “Азовстали” он получил два ранения. И сейчас я ничего о нем не знаю. Чувствую какую-то пустоту, без него у меня просто остановилась жизнь”, – рассказывает женщина.
“Азовцы” выход из “Азовстали” не называли пленом
Елена ждет из плена двух бойцов — любимого Сергея и бывшего мужа Вячеслава. Оба “азовцы”. Сергей в полку с 2015 года, Вячеслав пошел на службу два года назад, был водителем, возил провизию и ребят на полигон.
“8 мая был очень массированный авианалет, россияне серьезно взялись за “Азовсталь”. Я целый день пыталась с ними связаться. Но ничего не получалось. И уже 9 числа мне позвонил Сергей и сказал, что в бункер, где находился Слава и еще 70 человек, попала авиабомба. И что там очень много погибших, и Слава среди них. Но на тот момент никакого подтверждения не было, потому что из-за массированных обстрелов добраться до бункера они не могли”, — вспоминает Елена.
15 мая на российских каналах начала появляться информация, что “Азовсталь” сдается, что “Азов” с белым флагом”. Елена пыталась узнать, правда ли это. Затем Сергей подтвердил, что они будут выходить.
“Но он не называл это пленом, он ни разу не сказал, что это плен. Сказал: “не волнуйся, не переживай”, сказал, что не будет связи где-то до трех месяцев. Но он будет связываться через третье лицо в целях моей безопасности, потому что я находилась в оккупации.
Но в тот момент мы были дома в Ялте вблизи Мариуполя. Меня, когда узнали, что я “семья азовца”, забирали на фильтрацию. Это были допросы в Докучаевске, проверка документов, телефона, “пальчики”, фото. Мы сидели в камере предварительного заключения”, – рассказывает женщина.
У Елены с Сергеем была договоренность, что до его возвращения она будет находиться дома. Но оставаться в оккупации становилось все опаснее, и она вместе с дочерью уехала в Ивано-Франковск.
“Я думала, что я дождусь его освобождения, и только тогда буду уезжать. Но время шло, прошел июнь, прошел июль, начался август, а их не освобождали. И я поняла, что дальше там находиться уже невозможно.
Когда ты – “семья азовца”, и все об этом знают. Ты там как на мушке, под постоянным прицелом. Как какая-нибудь проверка — к тебе сразу приходят, задают странные вопросы”, — рассказывает Елена.
Летом, во время пребывания в Еленовке, Сергей через других людей передал информацию, что жив. Вышедшие из плена во время большого обмена в сентябре побратимы рассказали женщине, что ее любимый очень похудел и находится в Донецком СИЗО.
Судьба Вячеслава Елене неизвестна. Но она верит, что тот жив, несмотря на сообщения о вероятной гибели на “Азовстали”. Потому что узнала его в сюжете российского телеканала.
“Я до сих пор ищу Славу. Добилась того, что ему изменили статус на основании того видео. Теперь Слава в статусе пленного, с которым потеряна связь.
Мы прожили вместе 13 лет, нашей дочери в феврале исполнится 16. У нее сейчас такой подростковый возраст, когда нужен папа (плачет — ред.). Когда папа нужен больше всего. Мы с дочерью верим в его возвращение. Но ей очень тяжело.
Детям тяжелее всего. Мы, взрослые, можем как-то справляться со своими эмоциями, чувствами, переживаниями, а дети еще не понимают, как это. У Сергея тоже две дочери, которые его ждут”, — рассказывает Елена.
“Нашу встречу с любимым я представляла миллион раз, наверное. Представляла тот звонок, когда он мне позвонит, скажет, что он дома. И всякий раз, когда смотришь видео с обменов, ты представляешь, как твои выходят, как они возвращаются, как они тебе звонят. И потом, как ты едешь где-нибудь в поезде к нему на встречу. И эта картинка перед глазами уже 7 месяцев. Мы должны держаться, потому что мы их тыл, их опора. И они там держатся ради нас, переживают все эти издевательства, пытки ради нас, ради детей.
Защитники “Азовстали” — это не только “Азов”
Самым сложным родственники “азовцев” называют отсутствие информации о пленных. Семьи не знают, где, в каких условиях находятся и живы ли их родные.
“Отсутствие информации – это сознательная пытка не только пленных, но и их семей. Например, у родственников находившихся в Еленовке до сих пор нет официальной информации о жертвах теракта.
Когда кто-то выходил из плена и рассказывал о тех, кто там остается, их информация часто не совпадала с опубликованными Россией списками. Так что доверия тем спискам нет”, — рассказывает соосновательница ОО “Рада дружин та матерів захисників України “Жінки зі сталі” Наталья.
Елена, которая ждет мужчин, говорит, что часто семьи пленных не знают, как себя вести, чтобы привлечь внимание к тому, что их родных не обменивают, и в то же время не навредить.
Когда ты спрашиваешь у представителей координационного штаба, ГУРа: “Где “Азов”?”, они опускают глаза, и ты понимаешь, что им ответить нечего. Это пугает. Когда мы спрашиваем, что мы можем сделать, как нам, семьям, себя вести, они говорят: «Делайте все возможное и невозможное, но так, чтобы не навредить». Мы должны о них кричать, но как-то сдержанно и осторожно, потому что мы не знаем, как там на них это влияет. И когда ребята возвращаются и рассказывают о том, что там происходит после каждой акции, у меня просто опускаются руки.
“Мне кажется, что “азовцев” не меняют, потому что они как “козырь в рукаве врага”. Таким образом, враг пытается шантажировать нашу страну, нашу власть. Хочется верить в лучшее, потому что в таком состоянии находишься, что у тебя часто нет радости за обмененных пленных. Ты просто смотришь на все это, а у тебя ничего, кроме ярости. Это очень сложно (голос дрожит – ред.), очень. Понимание, что ты никак не можешь повлиять на этот процесс», – говорит Елена.
По мнению Натальи, в украинском медиапространстве сформировалось заблуждение, что всех “азовцев” освободили. Потому что ошибочно ассоциируют защитников “Азовстали” только с “Азовом”.
Но на Азовстали было очень много защитников и защитниц из других подразделений. И их тоже освободили далеко не всех. Мы верим, что ГУР и все службы эффективно работают, мы видели, как обменивали большое количество наших защитников и на Медведчука и на священника-коллаборанта. Но очень хочется, что обменяли, наконец, и наших родных”. “Сначала этот выход в плен называли “эвакуацией”, потом, когда на каждом обмене говорят, что освободил “защитников “Азовстали”, люди думают, что освободили “азовцев”. Возможно, потому, что большая часть защитников “Азовстали” – “азовцы”, и эта крепость ассоциируется с названием полка.
“Весь мир уже украсил елки и готовится к праздникам. А у украинцев эти праздники с горьким привкусом. Мы не можем собраться за праздничным столом вместе со своими семьями. Люди сейчас готовят подарки… Для меня лучшим подарком и рождественским чудом стало бы возвращение сына”, – говорит женщина.
Читайте также: