“Война с россиянами в нашей семье длится третье поколение”: защитник из Звановки Роман Тымчак о своем боевом пути (ФОТО, ВИДЕО)
“152-й снаряд разорвался в метре от меня, а на мне ни одной дырочки — так же не бывает”, — говорит40-летний предприниматель Роман Тымчак. Он родился и всю жизнь жил в Звановке Бахмутского района. Сейчас россияне рушат этот край прямо на глазах Романа, теперь уже военного. И он им противостоит со второго дня вторжения. Мы расспросили выходца с Донетчины о его годе на фронте.
До вторжения России Роман Тымчак был предпринимателем из села Звановка под Бахмутом и не имел боевого опыта. Сейчас он боец с позывным “Грузин”, который прошел тяжелые бои в родном крае и потерял все нажитое.
“Я прожил год на “нулях” в Бахмуте и Соледаре, из них 9 месяцев в Бахмуте. И я жив. Вы не представляете, это такая удача (смеется, – ред.) Живому быть за год таких движух, это… У меня было где-то 4 ситуации, когда я думал, что все, конец. Часов семь я думал, что живу в параллельной реальности — не мог поверить, что жив. 152-й снаряд разорвался в метре от меня, а на мне ни одной дырочки — так же не бывает. Под вечер только начало “попускать”, – рассказывает боец.
Роман пошел в армию добровольно 25 февраля 2022 года, воюет в рядах 109 бригады терробороны.
“Пришел в военкомат, а там никого нет и от руки листочек написан: “Все, кто желает защищать Родину, записывайтесь в терроборону в Часов Яре по такому-то адресу”. Я поехал туда, и через 2 часа у меня уже был автомат в руках. В военкомат вернулись сотрудники через несколько дней (тогда нам начали завозить мобилизованных)”,– рассказывает боец.
Он говорит: знал, что с Россией “драка неизбежна”, и планировал поступать именно так, как поступил. Счета с этой страной-оккупантом у семьи Тымчаков личные и тянутся уже не первое поколение. В 1950-х по приказу московско-оккупационного режима родителей Романа Тымчака депортировали из села Лесковатое Львовской области в степное село Донетчины.
“Такое понимание у меня было с самого детства. Мы настрадались от россиян – мама дорогая! Эта война у нас идет третье поколение”,– говорит мужчина.
- Дорога в один конец. История переселения бойков и лемков на Донбасс на примере одной семьи (монолог)
24 февраля 2022 года именно туда, на Львовщину, на историческую родину своей семьи, Роман с братом отправили своих жен с детьми. Сейчас оба брата воюют.
“В окопах на первой линии от бойца не зависит вообще ничего”
За этот год Роман Тымчак воевал в Бахмуте, Соледаре и Макеевке Луганской области, на Кременском направлении.
“В Соледаре я был на позиции, которая называлась “минус один”. Это когда “ноль” позади, а ты в окружении врага. Там мы сражались за дома и подъезды”, – говорит мужчина.
До вторжения России Роман был невоенным человеком: в армии не служил, развивал ночные клубы в Северске, Звановке, Лимане. Развлекал людей в курортный сезон у моря.
“Все тусовки, все фестивали – это все я, человек-праздник, веселый человечек”, – рассказывает о себе Роман.
Теперь же он о буднях веселого рассказывает мало. Видел много горя. Для себя заключил: в окопах на первой линии от бойца не зависит почти ничего.
“От профессионализма или каких-то приобретенных навыков – в этой войне нет, с*ка, никакой разницы! Потому что по тебе постоянно работает ар-тил-ле-ри-я. И только Богу известно, где от тебя упадет тот снаряд, куда тот осколок полетит. Тебя все видят, дроны летают. Ты можешь рассчитывать только сам на себя. И на того, кто возле тебя”,– рассказывает военный о своем опыте.
Конечно, блиндаж защищает бойца, однако, по его словам, блиндажами оборудованы не все позиции. Поэтому под “огненным валом” оккупантов на Бахмутском направлении в рядах ВСУ очень много осколочных ранений.
“До нового года 90% погибших это все от артиллерии – “Градов”, “Ураганов”, танков, мин, кассет – все это осколочные ранения, несовместимые с жизнью. И процентов 10 – это “стрелкотня” (вследствие пулевых ранений, — ред.) В моем подразделении, пожалуй, все были 300-ми (ранеными, — ред.) по несколько раз”, – рассказывает защитник.
Он добавляет, что большинство бойцов привыкает к обстрелам, “прилетам” и взрывам.
“Ты уже не дергаешься и слышишь “свой” выход, который летит в тебя. Ты понимаешь уже какой “твой”, какой “не твой”. Бывают такие дни, когда по тебе лупят-лупят, и тебе становится уже пох*р – убьют тебя, не убьют – тебе уже все равно. А когда затишье наступает, страх возвращается”,– рассказывает защитник из Звановки.
“В окопах под обстрелами я думал только о дочери и жене”
Роман говорит, что в окопах под Бахмутом ему было страшнее всего представлять свою семью беззащитной.
“Ты переживаешь не за свою физическую гибель, а за то, что не сможешь помочь своей семье. Как твоя жена дальше с ребенком будут выживать, потому что дом разрушен, а бизнес потерян. Постоянно, когда сижу в окопе, когда артобстрел мощный идет — надеваешь на себя каску, тот броник, забиваешься в угол. Оно все трясется, пыль, искры, и ты думаешь только о дочери и о жене”, – рассказывает наш собеседник.
Сейчас его ребенку 4 года.
“Я был в госпитале, ее видел, и отпуска у меня были. Впервые я ее увидел – полгода мы не виделись. Тогда она меня забыла, не узнала. Но сейчас все хорошо. Она знает, что я на войне, что папа защищает Родину, и пока война, мы домой не можем ехать”, – добавляет Роман.
Кроме обстрелов российских военных, бойцам изрядно мешает погода.
“В Макеевку в Луганской области мы попали в мороз минус 19 градусов. Сильно спасли окопные свечки и химические грелки для рук и ног, это все волонтерское. Была сырость, нам выдали резиновые сапоги, а в блиндажах было сухо”, – говорит воин.
По собственному опыту бойца: организм на войне мобилизуется.
“Я мог долго не спать. Было сражение 18 часов, 30 часов на ногах. На шестерых у нас был литр воды; ты не ешь, не спишь, не сидишь — ничего, и нормально. Но потом тебя заменяют, ты двое суток отдыхаешь, моешься, наедаешься, ложишься спать. И через двое суток заново то же самое”, – рассказывает Роман.
Бой с российскими оккупантами на бахмутском направлении
Стирать что-то ему удавалось только когда подразделение выводили еще дальше от линии фронта.
“Моешься из бутылки воды или влажными салфетками. Бывало такое, что мы не мылись месяц. Из бутылки зубы почистил, салфетками лицо и под мышками протер — все, на этом твоя мойка закончилась. Это Бахмут у меня такой был”, – говорит он.
Курить на фронте можно, но чтобы враг тебя не увидел, говорит Роман.
Из-за огромных потерь в рядах ВСУ выражение “крепость Бахмут” его раздражает. Он считает, что стоило отступить на более укрепленные рубежи.
“Здесь двояко: Бахмут нужно держать, потому что это наш город, мы сдерживаем здесь врага. Он не идет дальше, и другие города еще имеют шанс дождаться оружия и пополнения. Бахмут невыгоден, неудобен. Что мешает укрепить сумасшедшим образом Часов Яр на бугре, копать окопы, делать то же самое, только 10 километрами западнее?”, – считает боец.
“Звановку оккупанты кроют обстрелами”
Защитник из Звановки следит и за ситуацией в родном селе, ведь он постоянно рядом.
“Все построенное и накопленное — все потеряно, нет ничего. Даже земли нет. Звановку “кроют”, дом брата Андрея разрушен до основания – там 4 стеночки и все, все разбито и выгорело. Мой дом поврежден, но еще есть, вернее был — связи же нет. Клубы все сгорели и в них все погорело. Много разрушено по селу, жителей там 10-15”, – говорит мужчина.
Сейчас оккупанты подошли очень близко к Звановке, однако не контролируют ее.
“Я хочу потом жить в правильной стране, потому что в жерло этой войны мы положили все”
Роман говорит: эти месяцы сильно изменили его.
“Мой патриотический настрой всем известен. После года моего участия в войне, когда я видел и делал многое, у меня изменилось восприятие патриотизма. Я больше не пойду на мирную акцию с криками “Слава Украине, ганьба тем-то”. Мне даже это не понравится, если я это буду видеть. Я считаю, что мирные акции, которые должны вызвать лояльность к ворам и козлам, — это унижение украинца”, – объясняет он.
Он считает, что после победы Украины не сможет больше терпеть коррупционную власть на всех ступенях.
“Я хочу потом (после войны, – ред.) жить в правильной стране. А не во всем том балагане и болоте, где все знают, что оно ворует и ничего. Не пойдет такая ф**ня! И поверьте, таких людей много. Как человек, который принимает непосредственное участие в отстаивании страны, это будет вызывать у меня отвращение. Например, есть громада: есть мэр, есть бюджет? Есть. Он украл? Да. Все знают? Да. Его не сажают, не наказывают? Нет. Все, ему смерть. Теперь я такой позиции. Ибо очень много положено на это жерло. К примеру, моя семья положила все”,– говорит защитник.
Недавно врачи обнаружили у Романа такие последствия нескольких контузий, из-за которых он, вероятно, скоро на фронте воевать не сможет.
“Меня переводят, забирают из окопов, потому что с моим диагнозом нельзя никакой стрельбы, стрессовых ситуаций. После третьей контузии начались головокружения ночью, стало сложно сфокусироваться, мог проехать поворот, забыть, куда иду. Меня отправили в военную больницу. На МРТ мозга врачи увидели еще кое-что. Буду служить где-то еще”, – в завершении говорит боец.
Читайте также:
171Этот материал опубликован при поддержке Европейского фонда за демократию (EED). Его содержание не обязательно отражает официальную позицию EED. Информация или взгляды, изложенные в данном материале, являются исключительной ответственностью его авторов.
