Лечат тела и души: как искалеченных и травмированных из-за войны детей возвращают к жизни в больнице “Охматдет” (РЕПОРТАЖ)
За полтора года полномасштабной войны российские оккупанты ранили по меньшей мере 1117 украинских детей. Малышей, которые получили серьезные травмы или увечья, из разных городов Украины везут в столичную детскую больницу “Охматдет”, где им оказывают квалифицированную помощь. Как пациенты восстанавливаются после травм, сколько несовершеннолетних оккупационные войска ранили в Донецкой области и будут ли россияне отвечать за содеянное — рассказываем в материале.
Этот репортаж — первый из серии материалов Вильного радио “Украденное детство”. Мы посвятили этот спецпроект украинским детям, которые вынуждены проводить свои беззаботные годы под вой сирен и свист российских снарядов. Вскоре на нашем сайте вы сможете прочесть еще два материала об украинских малышах, чье детство украли российские оккупанты.
13-летняя Екатерина Иоргу из Алексеево-Дружковки — одна из 34 детей, которые получили ранения 8 апреля 2022-го. В тот роковой день Россия ракетами ударила по железнодорожному вокзалу в Краматорске. Еще девять несовершеннолетних погибли.
“В день трагедии в Краматорске они должны были эвакуироваться. Они приехали на вокзал, и мама со старшей дочкой пошли за кофе. Как раз вышли, и ракета попала [на территорию вокзала], и мама погибла. Девочка получила очень страшные ранения ног. Сначала она лечилась в Днепре, а затем в “Охматдете”. Было несколько операций. В Днепре у нее сначала достали не все осколки. Потом начались очень сильные боли, делали еще одну операцию, и восстановление было долгим. Сейчас она уже бегает, хотя раньше не ходила”, — рассказывает менеджер по коммуникациям “Охматдета” Лидия Дмитрашко.
Сейчас Катя с сестрой, тетей и бабушкой проживает в Киеве и время от времени приезжает в больницу на осмотр.
“Мы ее адаптируем, социализируем, потому что ребенок очень закрылся после смерти матери и есть определенные проблемы. Она мечтает стать моделью, и мы даже устраивали для нее фотосессию, и она попала на обложку детского журнала”, — говорит Лидия Дмитрашко.
Около года с девочкой занимается психолог. Заведующая центром медико-психологической и социально-реабилитационной помощи детям НДСБ “Охматдет” Елена Аноприенко отмечает, что состояние Кати за это время значительно улучшилось. Однако девочка все еще немногословна и предпочитает избегать воспоминаний о трагическом дне.
“Кроме того, что она потеряла жилье, она потеряла опору в жизни — маму. И ей еще долго придется все это переживать. Вообще мы видим как психологи, что дети, потерявшие родных, теряют доверие к миру. Здесь нужно много времени, а также тщательно работать и поддерживать. Психологическая помощь очень важна, потому что даже если у ребенка будет все, но тревожащая его травма будет не проработана, то качество его жизни будет не тем”, — говорит специалистка.
Больница "Охматдет" — место, куда круглосуточно везут больных и раненых со всей страны
В столичную больницу в основном транспортируют детей с тяжелыми травмами, в то время как более “легких” пациентов оставляют лечиться в регионах. В настоящее время в медучреждении обустроено 720 койко-мест, а за год специалисты оказывают помощь ориентировочно 20 тысячам пациентов.
Около 70 малышей и подростков ежедневно проходят через отделение острой реабилитации, рассказывает его заведующий Павел Андреев. Реабилитация, в частности, нужна пациентам, пережившим операции, тем, кто испытывает проблемы с координацией и движениями или учится пользоваться протезами.
“В начале открытой войны ориентировочно половина пациентов [Охматдета] были дети, которые получили травмы из-за боевых действий. Сейчас это где-то 5-10%. Чаще всего они получили минно-взрывные ранения. Многие пациенты пострадали из-за ракетных взрывов. В таких случаях, как правило, страдают нижние конечности. Вообще обломки ракет могут попасть куда угодно, поэтому бывают дети и с черепно-мозговой травмой, и с поражениями верхних конечностей”, — говорит Павел Андреев.
В целом, как рассказали нам в Офисе Генерального прокурора, чаще всего дети получают огнестрельные и минно-взрывные ранения. Некоторые из малышей из-за российской агрессии потеряли зрение, имеют изувеченное лицо или другие части тела, или потеряли конечности.
В частности, за полтора года полномасштабной войны реабилитологи “Охматдета” помогли овладеть протезами трем детям, которые из-за взрывчатки потеряли руку или ногу.
“Мы сотрудничаем с протезировочными центрами, но в наших стенах могут происходить замеры и консультации протезиста. Когда пациенту уже поставили первичный (временный) протез, уже в наших стенах проходим реабилитацию. Еще нужно понимать, что протезирование для детей должно учитывать то, что ребенок растет. Детские протезы можно подкорректировать, то есть немного увеличивать. Замена может быть раз в 1-2 года в зависимости от того, как быстро растет ребенок”, — отмечает Павел Андреев.
Дети после травмы нуждаются не только в лечении, но и в психологической поддержке
С каждым ребенком, который попал под российский обстрел и получил травмы, работают психологи.
“Мы сопровождаем детей, которые находятся в профильных отделениях. Например, хирургия, где дети с минно-взрывными травмами, хирургической патологией или хроническими заболеваниями, в том числе переселенцы. [Также с психологом работают] дети, которые были за рубежом и травмированы психологически, потому что это переживание тревоги за своих родных, это проблемы адаптации”, — говорит психолога Елена Аноприенко.
Она добавляет: из-за большой войны стало значительно больше детей с тревожными расстройствами.
“На первый план выступает нарушение сна. Также большое количество детей страдает от нарушения пищевого поведения, депрессии, дети совершают суицидальные попытки, и есть дети с определенными нарушениями адаптации. Также среди подростков мы видим тенденции к аддиктивному поведению (злоупотреблению веществами, изменяющими психическое состояние, например, алкоголем или наркотиками, — ред.) Это не только физическая травма. Это большая психологическая травма, которая нуждается в коррекции и длительном сопровождении ребенка и семьи”, — отмечает собеседница.
Нередко детям крайне сложно осознать, что их жизнь после травмы уже не будет такой, как раньше.
“У нас есть Марина, которая потеряла в результате обстрела ножку. Ребенок был закрыт. Боялась всех репортеров, никого к себе не подпускала и вообще не хотела об этом общаться. Была очень тревожна, расстроена, постоянно плакала. И сейчас на этапе формирования культи и протезирования мы уже понимаем, как она изменилась психологически. Наша больница лечит не только медицински, она лечит душу”, — говорит психолог Елена Аноприенко.
От чрезмерного стресса у некоторых детей развиваются даже нетипичные болезни.
“У нас был переселенец из Херсона. Он потерял все: и дом, и друзей. И на фоне этого у него развилась анорексия. Это мальчик-подросток, и такое нетипично вообще, потому что по литературе и опыту [анорексией] больше болеют девочки”, — отмечает собеседница.
Некоторые маленькие пациенты к врачам относятся с настороженностью — тогда к ним ищут индивидуальный подход.
“Был мальчик из Мариуполя, которому обломки попали в колени. Поначалу он вообще никаких врачей не хотел подпускать к себе. Но с реабилитологами нашел общий язык. Он очень любил играть в футбол. И мы смогли разработать ему упражнения [для реабилитации] через игру с мячом. Первое наше занятие было уже с маленьким мячом, и даже раненой ногой ему удалось как-то его попинать”, — вспоминает реабилитолог Павел Андреев.
Как поддержать ребенка, который получил ранения из-за войны
На занятия к психологу в “Охматдете” ходят не только дети, но и их родители, говорит заведующая центром медико-психологической и социально-реабилитационной помощи Елена Аноприенко.
“Нужно понимать, что ребенок очень зависим от состояния родителей. Если они постоянно напоминают, что это было страшно и ужасно, то дети тоже себя накручивают. Наша работа направлена на работу с семьей. Дети плачут от того, что боятся за здоровье своих родителей. Если у родителей тяжелое психологическое состояние, то у ребенка создается впечатление, что родители страдают из-за него”, — отмечает Аноприенко.
Чтобы ребенок легче привык к новым реалиям, его стоит окружить любовью и помнить: в случившемся виноваты исключительно россияне.
“Важно создавать простор психологического комфорта. Обычная жизнь: лечение, учеба, рисование, чтение, подготовка и т.д. Не стоит винить, внушать чувство вины, чтобы не формировать впечатление, что это случилось из-за ребенка и могло бы не случиться, если бы он вел себя как-то иначе. Потому что это не зависит от нас. Это — война. Надо фильтровать, что смотрит ребенок в гаджетах, в том числе травмирующие фильмы и истории”, — отмечает психолог.
В то же время следует постоянно разговаривать с ребенком и не обесценивать его мнение.
“Важно быть в диалоге с ребенком, общаться. Следует спрашивать: “Как ты себя чувствуешь?”, “Как ты думаешь?”, говорить: “Мы вместе, мы все преодолеем”. Чтобы дети знали, что их понимают. Надо просить у детей совета, так мы учим их относиться к чему-то из более зрелой позиции. Потом это можно поправить, но не критиковать. Сказать: “Я понимаю, что ты думаешь так, но по моему опыту…” и дополнить”, — резюмирует собеседница.
Донетчина — лидер среди регионов по количеству пострадавших детей
Как говорится в ответе Донецкой областной военной администрации на информационный запрос Вильного радио, с 24 февраля 2022-го по 22 августа 2023-го на Донетчине ранения от российских обстрелов и мин получили 307 детей. В то же время в Офисе Генпрокурора зафиксировали такие данные о 299 несовершеннолетних. Еще 226 детей, по информации ДонОВА, погибли от полученных травм. Впрочем, эти данные неокончательны, поскольку не учитывают информацию из временно оккупированных городов и сел.
В Офисе Генерального прокурора нам рассказали, что следователи ведут досудебные расследования по 3244 уголовным производствам касательно совершения во время войны преступлений, связанных с детьми.
За первый год открытой войны в ведомстве зарегистрировали 60 419 уголовных производств по фактам нарушения законов и обычаев войны (ст. 438 УК Украины), из них 13 725 — в Донецкой области. Из-за правонарушений за год полномасштабного вторжения в регионе пострадали 2709 несовершеннолетних.
Еще 39 759 дел о нарушении законов и обычаев войны открыли за первое полугодие 2023-го, в том числе 12 807 — в Донецкой области. С января по июль этого года из-за страны-агрессора в регионе пострадали 1 375 украинских детей.
Ранения несовершеннолетних — военное преступление, за которое россияне будут отвечать в международном суде
В условиях вооруженной агрессии права детей защищает ряд международных документов:
- Конвенция о защите гражданского населения во время войны (Четвертая Женевская Конвенция) от 12 августа 1949 г.;
- Резолюции Совета Безопасности ООН №1261 от 1999 года, №1882 от 2009 года, №1998 от 2011 года и №2225 от 2015 года;
- Конвенция о правах ребенка от 20 ноября 1989 г.
“Все они возлагают на стороны вооруженного конфликта обязанность сохранять жизнь и здоровье детей, а также запрещают в любых случаях насилие над жизнью ребенка, его личностью, причинение увечья, жестокого обращения и пыток. Учитывая это, ранение, а тем более убийство ребенка является военным преступлением”, — объясняет заместитель председателя адвокатского объединения “Алиби” Алексей Бебель.
Виновных в преступлениях в отношении украинских детей судят независимо от того, удалось ли их поймать, то есть приговоры выносят, в том числе, и заочные. В частности, и по статье о нарушении законов и обычаев войны (ст. 258 УК Украины). Такие дела рассматриваются местными общими судами.
“Расследование военных преступлений на национальном уровне осуществляется следователями СБУ, однако в связи с чрезмерной нагрузкой к такой работе приобщены подразделения Национальной полиции. Курирует работу органов досудебного расследования Офис Генерального прокурора, при котором создан специальный Департамент”, — добавляет управляющий партнер адвокатского объединения Alertes Денис Терещенко.
Кроме того, Украина предлагает создать специальный международный трибунал, рассматривающий военные преступления россиян.
“На международном уровне расследованием и судебным разбирательством военных преступлений занимается Международный уголовный суд, прокурор которого Карим Хан уже ведет соответствующую работу в направлении уголовного преследования высшего российского руководства. Следует также отметить, что к военным преступлениям сроки давности не применяются”, — заключает адвокат Денис Терещенко.
8Этот материал опубликован при поддержке Европейского фонда за демократию (EED). Его содержание не обязательно отражает официальную позицию EED. Информация или взгляды, изложенные в данном материале, являются исключительной ответственностью его авторов.
