“Орки вообще не жалеют снарядов”: интервью с военным на одном из самых тяжелых направлений Донетчины
Бойцы ВСУ уже 200 дней защищают родную землю от оккупантов. Один из таких – герой нашего материала. С первых дней открытого вторжения он служит в терробороне. За это время прошел путь от дежурств на блокпосту до боевых задач в серой зоне. В настоящее время боец лечится после ранения. О том, как оказался на нуле, как получил ранения и почему рвется вернуться на фронт — военный рассказал нашим журналистам.
Имя собеседника и подразделение, где он служит, не публикуем из соображений безопасности.
Чем ты занимался в терробороне на востоке?
Раньше я в подразделении осуществлял прикрытие для ребят, которые на “нуле”, и защищал участок, чтобы ДРГ не прошли, ведь в теории там, где мы были, они могли пройти. Мы там окапывались и готовились в случае чего принимать бой. Некоторые ребята из терробороны из другого подразделения на другом участке даже принимали бой, потому что там ДРГ прорвались.
Как ты можешь оценить боевую подготовку, когда тебя отправляли на задание?
Наша подготовка, мягко говоря, никакая. Нам, по сути, выдали автомат, и мы выполняли элементарные задания по типу стоять на блокпосту, где быть спецназовцем не надо. На “ноль” нас никто не отпускал, потому что нет подготовки и тяжелого оружия. Но выручает то, что уже есть ребята, которые служить во время АТО и ООС, которых не нужно готовить, у них уже есть опыт.
За полгода моей службы у нас было несколько выездов на обучение. Но, я думаю, этого мало. Полноценных КМБ (курсов молодого бойца, — ред.), как в боевых бригадах, чтобы ты, как тебя мобилизовали, побегал со своей группой, попрыгал, пострелял, привык к бронежилету, поползал с ним — такого мало было.
А где новобранцам набираться опыта?
В большинстве случаев боец учится непосредственно на задачах. К примеру, увидел крупнокалиберный пулемет, узнал, кто из него стреляет, и попросил, чтобы показали и дали пострелять, или сам на YouTube смотришь.
Со временем понимаешь, что за снаряд летит, из чего стреляют. На ошибках учишься. Увидел, как условный Вася шлем не надел, Васи осколок в голову прилетел и он без головы остался. И ты делаешь вывод: “о, шлем надо одевать”.
Как ты со второй линии, подразделения прикрытия оказался на первой линии и без опыта?
В нашем батальоне есть взвод — ребята выезжают первыми на позиции, собирают информацию актуальную, где есть орки (российские военные, — ред.), есть ли они вообще, что у них есть. И вышло так, что у нас была потеряна группа. Там, куда они поехали, уже были орки, и что с ними (украинскими бойцами, — ред.) — неизвестно. Их могли убить.
Поэтому нужны были трусливые ребята, которые согласятся уйти. И вот у меня товарищ сказал, что “я же знаю, что ты рвался на передовую, я видел, как ты ведешь себя во время обстрелов, вижу, что ты не боишься, не паникуешь и можешь адекватно расценить ситуацию, хочешь с нами уйти?” . Я же сказал: “Да давайте”. И вот в течение недели меня перевели в другое подразделение.
Что касается подготовки, то у нас были планы, что отвезут нас на полигон, мы поедем постреляем, и на меня посмотрят, какой из меня стрелок. Но получилось так, что чуть-чуть не успели. Нас не так уж много, а задачу надо выполнять.
Расскажи о первом обстреле, под который ты попал.
Мы приехали на позиции в одном из направлений и начали окапываться. Вышло так, что я пошел на позиции через лесок, мне нужно было с одним товарищем поговорить. И мы еще с одним бойцом шли, и тут за нами начали отрабатывать орки из миномета. Они, видимо, еще не знали, что мы там есть, и просто “прощупывали”, но и нас задело.
Я услышал, что что-то летит, характерный свист, как мина, а потом звук как шарик большой взрывается, и с поля пыль идет. Мы подходим уже к позициям, и нам ребята кричат ”быстро в яму прячьтесь”. Только мы в яму залезли, и оно как прилетело. Мы все легли и ждали, когда закончится. Свист – взрыв, свист – взрыв. Ну мы молчали, смотрели друг на друга и ждали, когда кончится. Никого не ранило, но одному товарищу обломок снаряда прилетел под бронежилет, и немного обжег его. Но ранения не было.
Вот такой был первый мой обстрел, но когда в яме находишься, то менее спокойно, чем если бы я был в блиндаже.
А часто были ли обстрелы ваших позиций вообще?
За все время службы на разных позициях несколько десятков обстрелов было. Они были регулярными. Бывало, раз в неделю прилетало, а бывало и чаще. По нас и “кассеты” работали, и из танков стреляли, и из “Градов”, из всего стреляли.
Бывало такое, что даже фосфором (боеприпасами на основе белого фосфора, — ред.) обстреливали. Вышло так, что они немного по нашей позиции попали, мы потом шли за хлебом в город, и видим характерные пятна горевшие. Поняли, что “фосфор” был.
Из какого оружия самый страшный обстрел?
Скорее всего, танк самый страшный. Ибо скорость полета снаряда достаточно велика, больше скорости звука. И если миномет или артиллерия работает, ты слышишь “выходы”, и у тебя есть время найти укрытие. Ты услышишь свист летящей мины. А вот танк сначала прилетит, а потом ты услышишь. И танк с ближайшей дистанции бьет, поэтому ты вряд ли успеешь увернуться.
А эти зажигательные снаряды, они не страшнее танка?
Опять же, если до этого ты успел сделать более-менее нормальное укрытие, то в принципе от того фосфора тебе ничего не будет. Он упадет в землю и там затухнет. Если тактическая ситуация не позволила сделать укрытие, то тут уж как повезет.
Но в любом случае, из чего бы ни стреляли — все это очень неприятные вещи. Они созданы, чтобы убивать людей, поэтому все равно неприятно, когда по тебе работают.
Верно ли, что россияне не жалеют снарядов?
Снаряды они вообще не жалеют. Этого добра у них много. Они могут стрелять долго и скучно. Есть такое впечатление, что у них снарядов больше, чем у нас.
А как долго длился самый длинный твой обстрел?
Обычно обстрел длится где-то минут 40, но на одной из позиций с разной интенсивностью работал миномет где-то полтора часа. Они сначала били перед нами, не знаю зачем, возможно, думали, что мы там есть. Они били по зданию, где никого не было, а потом в поле. Впоследствии нас, по-видимому, заметили, и уже более точно стали отрабатывать по нам, около 2 часов. А потом еще минут 40 избивали, когда мы отошли в одно здание.
Мы сидели в том здании в подвале, там еще были ребята из другой бригады. Мы когда бежали, должно быть, нас заметили и начали работать именно по этому зданию. Потом мы узнали, что здание еще и загорелось.
Пока был обстрел, кто чем занимался. Я прилег на матрац, чтобы немного отдохнуть. Сверху сыпется штукатурка, стены ходуном ходят, затем дверь в подвале буквально вылетела.
Где-то около 3 часов они так избивали. Я уже впоследствии узнал, что этот участок на карте считается “серой зоной”.
Расскажи, как ты получил ранение.
Это был первый контакт. Мы шли на позиции, где были наши, и там они были уже “200-е” (мертвые, – ред.). Мы шли забирать ребят. Но так вышло, что когда мы туда пришли, там уже были враги. Когда мы подходили, они не поняли, кто мы такие. Мы были где-то в 30-50 метрах друг к другу. Это была секундная пауза, все переглянулись, потом поняли кто есть кто, и началась перестрелка.
Я тоже начал вести огонь, и почти сразу мне прилетело в ногу. Мне повезло, что пуля пролетела “на вылет” и кость не задела. Мои же собратья открыли огонь “на подавление”, и враг отвлекся на них, так что больше в мою сторону не вели огонь. Я спрятался за кустами, стал на четвереньки и по инструкции наложил себе турникет. Я понимаю, что я на открытой местности и мне нужно уйти оттуда. Пока я полз, турникет с меня сполз. Я думаю, что он был не совсем качественным, потому что липучка плохо держалась. И до следующей точки дополз уже без турникета.
Я потом подполз к ребятам своим, они наложили мне нормально 2 турникета, и мы решили отходить. А нам уже начали стрелять из гранатометов и стрелкового оружия. К счастью, все остались живы.
Паники у меня не было, потому что я в армию пришел с конкретной целью. Мне не интересно быть в штабах, стоять на блокпостах. Зарплата – хорошая мотивация, но я сюда не из-за нее пришел.
Насколько серьезны ранения?
Это не среднее, но близкое к средней степени тяжести. Я некоторое время не мог полноценно двигать ногой, встать-сесть без обезболивающего было почти невозможно. Вдобавок мне в рану попало много разного мусора. Я полз по земле, вдобавок в кармане были разные вещи. Мне во время операции вытаскивали из ноги таблетку от кашля, которая была в кармане.
А врачи прогнозируют полное восстановление?
Сейчас же я в госпитале еще, и мне говорили, что нужно время, чтобы все зажило. Скорее всего, исходя из тяжести ранения, у меня будет только косметическое напоминание на ноге.
Какие планы после выздоровления?
У меня сейчас в приоритете восстановиться и вернуться в зону боевых действий для выполнения дальнейших задач. Я надеюсь вернуться в свое подразделение, своих ребят.
Говорить, что “я ранен, я не достоин”, я не собираюсь. Руки-ноги на месте, все на месте, я считаю, что еще могу принести пользу своей стране.
О чем ты подумал, когда тебя ранили?
Там особо не было времени о чем-нибудь подумать. Все делаешь “на автомате”: я вижу, что открывают огонь, я открываю ответный огонь, меня ранили, я накладываю турникет. Я только думал, чтобы поскорее уйти из открытой местности. Уже потом, когда нам вслед стреляли, было некомфортно, потому что понимаешь, что пуля может догнать. Но я настраивал себя, что мне все равно, дай бог, чтобы повезло, но дальше будь что будет. Мнений “хочу к маме”, “зачем я сюда пошел” не было.
Должен ли вообще быть страх у военного?
Конечно, должно быть страшно. Любят говорить, что не страшно только идиотам. И действительно это так. Есть страх, когда ты боишься и стоишь на месте, а такой, когда ты понимаешь, что если ты что-то не так сделаешь, будешь трупом.
Что ты скажешь о местных остающихся и не желающих эвакуироваться?
Я несколько раз встречал своих собратьев, которые рассказывали, что их позиции жгли местные жители. Но я могу сказать, что на оккупированной территории хватает коллаборантов, которые симпатизируют оккупантам, но есть и адекватные проукраинские люди. Так же и на подконтрольной территории такие есть.
Но по своему опыту могу сказать, что там, где я был, мы здоровались с местными, они с нами тоже. Какой-то неприязнь или плевка в спину не замечал. Но, тем не менее, ближе к линии разграничения есть такие люди, которые с недоверием относятся к ВСУ.
Я считаю, что нужно эвакуироваться в любом случае. Я как человек, которого чуть не пристрелили, почувствовал, что умирать ой как не хочется. А когда все нормально, то не понимаешь этого. А люди цепляются за какие-то материальные ценности, за какие-то квартиры, дома полуразрушенные, за мебель советскую, которая не стоит ничего.
Поэтому нужно эвакуироваться и не мешать ВСУ выполнять свою работу. А также — не подвергать опасности волонтеров и различные международные организации. Им приходится ехать в зону боевых действий, потому что есть голодающие люди, но это тоже люди, и бросать их не по-человечески. И приходится ехать в ад.
Зато мне в противовес более взрослые люди говорят, что “вот мы пожилые люди, на дом мы всю жизнь работали, тяжело на него накапливали и не хотим его покидать”. Но опять же это личное дело каждого. Если человек готов умереть, пусть остается в доме. И она, скорее всего, умрет от голода, холода, пули или обломка снаряда. Если человеку неинтересно жить, пусть остается.
К тому же нередко бывает, что люди кричат ”и мы остаемся”, а потом, когда возле них идет перестрелка, уже кричат ”спасите нас”.
Ты терял кого-нибудь на войне?
К сожалению, есть такое. Я сначала нес службу на одном блокпосте, и с одним человеком познакомился. Мы с ним подружились. Он был мне наставником. И он перевелся в другое подразделение. Говорят, что он, скорее всего, “200-й”, но тела его до сих пор не нашли.
Он был очень хороший человек, у него двое детей, внук остался. У него еще до войны работа была такой, что он спасал людей.
Когда над каждым украинским городом развевается сине-желтое знамя, что ты планируешь сделать?
Если я буду жив и здоров, то во-первых, у меня есть мечта с друзьями встретить Новый год в Карпатах. Хочется собрать всех, прокатиться на лыжах и побыть вместе.
Во-вторых, я хочу поехать с другом в Европу прокатиться на мотоциклах.
***
Напомним, недавно мы публиковали монолог бойца ССО, который служит на Бахмутском направлении. Он также рассказывал, что захватчики не жалеют снаряды и постоянно обстреливают украинские позиции. Больше о войне глазами военного читайте в материале: Долго ли еще будет стоять Бахмут? Это вопрос”: монолог бойца ССО Украины, который служит в Донецкой области.
Читайте также:
184Этот материал опубликован при поддержке Европейского фонда за демократию (EED). Его содержание не обязательно отражает официальную позицию EED. Информация или взгляды, изложенные в данном материале, являются исключительной ответственностью его авторов.
