Выбежал за водой, а попал чуть ли не в эпицентр удара авиабомбы и часами вытаскивал людей из-под завалов. Таким было 16 марта 2022 года для мариупольца Олега Коринного, который стал очевидцем атаки на драмтеатр в центре города. К годовщине трагедии публикуем его воспоминания.
“Ты не против, если я закурю?”, — спрашивает Олег Коринной в начале нашего разговора и достает вейп. Воспоминания о трагедии даются ему нелегко, однако мужчина уверен — о Мариуполе и о том, что там произошло, стоит говорить. Это его способ напоминать миру о том, что пришлось пережить в этой войне жителям украинского приморского города.
Для справки: 16 марта 2022 года россияне сбросили бомбу на Мариупольский драмтеатр. По разным данным, во время бомбардировки театра погибли от 300 до 600 человек, которые скрывались там от обстрелов. Россияне попали в наименее защищенную часть театра — туда, где располагалась сцена и почти не было перекрытий.
В канун вторжения приехал в Мариуполь забрать мать
Олег – военный журналист и волонтер. Он почти всю жизнь жил в Мариуполе, работал на телевидении и часто ездил в командировки на фронт. Ориентировался в ситуации и понимал, что бои неминуемо придут в его город. Поэтому накануне открытого вторжения вернулся домой, чтобы забрать маму.
“Я хотел вывезти мать, она отказывалась. Я решил: что бы ни случилось, я все равно останусь с ней, потому что я не могу ее бросить.
Я могу понять ее. Она просто как каждый гражданский человек не представляла, что такое городские бои. Что это не просто солдаты заходят, а артиллерийские дуэли, стреляющие по домам танки, авиация…” — вспоминает Олег.
Когда накануне [открытого вторжения] сосед спросил: “Как ты думаешь, будет война или нет?», я ему ответил утвердительно. Он мне не поверил. Затем мы снова встретились у драмтеатра за несколько дней до того, как его разбомбили. И он говорит: “Когда ты сказал мне, что будет война, я подумал, что ты дурной. Теперь я понимаю, что дурным был именно я”.
Горожане ждали “зеленый коридор” от драмтеатра, но его не было
Из своего дома Олег с матерью переехали в центр города. Позже узнали, что в их дом прилетело, и соседи погибли. Когда по городу пошли слухи об эвакуации с театральной площади, пришли туда. Но “зеленого коридора” не было. Поэтому решили подождать эвакуацию в здании театра.
“Была очередь – людей 150, может больше. Там было много пожилых людей, которым тяжело было ходить, как и моей матери. И ей идти из того дома, где мы прятались в центре, в театр, если там будет эвакуация, было бы сложно. И мы решили, что лучший вариант – остаться на несколько дней в драмтеатре. Потом мы оттуда ушли, но я приходил днем, в театре я помогал в медпункте, потому что как военный журналист имел навыки тактической медицины”, — рассказывает Олег.
Мужчина заранее собрал аптечку и помогал горожанам, которых несильно задело осколками.
“Что там драмтеатр?” — “Да нет больше драмтеатра”
В тот день, когда разбомбили театр, Олег пошел за водой к пожарному резервуару неподалеку.
“Минут за 40 до того, как я пошел за водой, мы услышали два очень громких взрыва. Я подумал, ну взрывы и взрывы. В Мариуполе это было нормой. Не обратил внимания.”
На обратном пути Олег встретил знакомого. Вся его одежда, лицо и руки были присыпаны побелкой.
“Он посмотрел на меня и говорит: О, ты тоже еще живой? А я из драмтеатра иду”.
Я спрашиваю: “И что там драмтеатр?”
Он говорит: “Нет больше драмтеатра”.
Я говорю: “Как это нет драмтеатра?”
А он говорит: “Вот так”.
Ему повезло, что он стоял в фойе с другой стороны театра. Я его отвел в наш подвал. Позже он пошел дальше”, – рассказывает Олег.
Планы резко изменились – теперь было не до воды. Мужчина бросил бутылки, схватил аптечку и стремглав направился к театру.
“Знаешь, что меня больше всего поразило? (Пауза, — ред.) Не было именно той стены, где люди набирали еду, готовили, там стояла военная полевая кухня. Раньше до взрыва полевая кухня была видна как бельмо, так сказать. Я еще тогда переспрашивал, может, это не лучшее место ее здесь ставить, а мне один человек там ответил: “Ты что, думаешь, у них больше целей нет, чтобы сюда стрелять? Здесь же надписи “ДЕТИ”. А получилось так, что именно туда и прилетело. А там постоянно была очередь, там постоянно было много людей”, — вспоминает Олег.
“Я его вытаскиваю и вижу, что у него просто нет части ног”
Вместе со знакомым Олег побежал на поиски людей под завалами здания. С собой взяли аптечку, налобные фонарики и одеяла – их использовали вместо ношей. Раненых складывали на улице.
Людей искали со стороны сцены, потому что туда россияне попали бомбой.
“Там было много людей. И там, где сцена, нет никаких перегородок, там запрещали находиться. И по факту именно эта часть театра и сложилась. Мы заскочили — сцены нет, мало что видно, потому что стоит пыль, хотя и дневной свет был. С фонариками видно только метр-полтора”, — вспоминает мужчина.
Я вижу, что под остатками кирпича торчит что-то похожее на куртку. Начинаю разбирать — там человек. Я зову Сашу, с которым мы пришли. Мы разгребаем. Я беру этого человека руками под мышки, начинаю тянуть на себя и чувствую: что-то он слишком легкий как для большого взрослого мужчины. И потом до меня дошло почему. Я его вытаскиваю и вижу, что у него просто нет части ног.
Олег перевірив пульс постраждалого незнайомця — той виявився живим.
“Переживаю, щоб він не опритомнів і не помер від больового шоку. Дав новокаїн. Просто покапав на залишки ніг, не вводив шприцом, бо невідомо, чи є в нього алергія на знеболювальне. Наклав на обидві ноги турнікети, що були з собою. Ми поклали його на ковдру й винесли на вулицю”, — розповідає чоловік.
Коли чоловіки вдруге побігли до руїн театру по поранених, російський літак уже знову бомбив центр міста.
“Ми дуже поспішаємо. Ми трохи губимось, і я починаю гукати свого напарника:“Саша, Саша, Саша”. І чую, що хтось інший теж починає ледь чутно казати: “Саша, Саша, Саша”. Через стогін хтось починає кликати, бо, мабуть, почув від мене ім’я. І ми починаємо шукати, і відкопуємо ще одного чоловіка. У нього була перебита кістка на нозі, відкритий перелом. Я не знаю, як він був у свідомості. Він тихенько просив: “Хлопці, витягніть, будь ласка”. Промити рану можливості не було, дав знеболювальне, наклав [кровоспинний джгут] Есмарха, пов’язку. Ми його винесли”.
Втретє зайти до драмтеатру не вдалося — російський літак кружляв вже просто над головами.
“Ми впали на землю. Потім побачили, що їде швидка, ми вибігли просто перед нею на проїжджу частину. За кермом був відомий маріупольський лікар. Він сказав, що зараз везе інших поранених і місця немає, але пообіцяв повернутись по цих поранених”, — розповідає Олег.
Там же в разбомбленном театре Олег нашел знакомого волонтера.
“Там был парень Дима, он буддист, он волонтерил.
Дима был в драмтеатре во время взрыва. И вот я вижу, как он сидит после взрыва такой белый, взлохмаченный. Пытаемся его растормошить у него шок. И я ему предлагаю воды, лезу в свой рюкзак за бутылкой и вижу, что ее нет, я ее где-то выронил. Мне до сих пор стыдно за эту потерянную бутылку, хотя потом мы нашли воду”, – рассказывает Олег.
Мать пришлось похоронить вдали от дома
Олег говорит уравновешенно и спокойно, терпеливо отвечает на мои уточняющие вопросы. Рассказывает, какие травмы были у раненых, которых ему пришлось спасать.
Делает паузы. Но четко, подробно и сосредоточенно говорит, по каким инструкциям оказывал первую помощь. Как накладывал турникеты, выводил земляков из панических атак. Мы оба сейчас в относительной безопасности, но эти знания он не выбрасывает из головы и вроде советует мне, как вести себя в таких ситуациях.
“У меня до сих пор остались перевязочные пакеты из моей мариупольской аптечки, зачем я их с собой привез, не знаю”, — усмехается Олег и вспоминает:
“Однажды беременную женщину привезли, у нее шок, я ее успокаивал, потому что нужно было вывести из панической атаки… Был случай, когда подростки 17-18 лет ушли в ТРЦ за едой, туда попала ракета. Я видел это — стоял, курил возле входа театра. Слышу, кто-то кричит, зовет врача или психолога. Прихожу туда, там девушка в шоке, повторяет имя ребенка. У нее паническая атака. Я выводил ее: смотрит мне в глаза, мы считаем, дал успокоительного, ее друзья живые вернулись. Мне эти навыки немного помогали и самому. Например, ущипнуть себя, сделать немного больно, глубоко дышать, считать — нужно отдавать себе отчет, как работает паническая атака”.
Мать Олега Нино Георгиевна не пережила войны. Женщина ушла из жизни вскоре после выезда из Мариуполя. Это стало для сына самым большим ударом.
“В какой-то момент, когда соседние дома обстреливали каждые 10 минут, она согласилась уехать. Ей было плохо, огромный стресс, мы добрались до Бердянска, потом сели на автобус в Запорожье, а когда приехали в Запорожье, ее, к сожалению, не стало. Я похоронил ее в Запорожье”, — рассказывает мужчина.
После смерти матери Олег перебрался за границу. Он смог уехать, потому что снят с воинского учета. На новом месте мужчина волонтерит и пытается справиться с последствиями психологической травмы.
В декабре 2022 года россияне начали сносить остатки здания драмтеатра. Кроме него в городе уничтожили еще минимум 20 исторических зданий. Местные историки сделали карту, где отмечают состояние исторических памятников.
Незадолго до обстрела драмтеатра, 9 марта 2022 года, оккупанты сбросили авиабомбу на роддом в центре Мариуполя. Воспоминаниями о том дне поделился детский хирург Александр Мартынцов, который тогда оперировал в соседнем корпусе больницы.
Читайте также: