“Мы сможем все отстроить, но эти ублюдки никогда не отмоются от позора”: рассказ человека, возвращающего интернет после обстрелов

Российские ракеты ежедневно лишают украинцев связи: рвется оптоволокно, падают опоры, рвутся воздушные кабели. Когда на месте очередных обстрелов завершают работу полиция и ГСЧС, у них за спиной уже стоят люди, которые восстановят интернет. Александр Коник монтирует телекоммуникационные сети в Краматорске и в соседних городах и селах.

Ему приходилось варить провода, пока над головой летали ракеты, нырять в затопленные воронки от обстрелов и рыть канал на заминированном поле. А во время работы на крыше его с коллегами не раз воспринимали за враждебных корректировщиков – и вызывали полицию. Александр рассказал Вильному радио, как делают интернет для жителей, военных, медиков: на поверхности, высоте и под землей.

 

Расскажите о вашей работе. Чем она Вам нравится?

Это интересная работа, которая требует сноровки, сообразительности и навыков при сложных случаях. Больше всего я люблю работать с проводами оптики. Сложность в том, что их не соединить скруткой, как металлические провода. Оптику нужно только варить, для чего используется специальный сварочный аппарат, и для меня это просто какая-то магия.

Почему как магия?

Сначала нужно зачистить кабель до оптического волокна, а его толщина примерно как человеческие волосы. Далее кабель нужно класть в аппарат, зажимать и сводить это вместе. Это достаточно ювелирная работа.

Как вы встретили начало полномасштабного вторжения?

Я болел COVID-19. Из-за отсутствия на работе я не знал последних новостей и не понимал, что происходит и чего ждать дальше. Вокруг меня была паника и потасовка, которая мешала долечиться.

Что вас ждало на работе?

Я закрыл больничный и приехал на работу, а там все решали, кто остается в городе работать, а кто покидает регион или вообще страну. Сначала все говорили, что будут до последнего, но на самом деле в Краматорске осталось около трети монтажников.

Какой была Ваша мотивация остаться в Краматорске?

Тогда я не видел смысла куда-то ехать, поскольку прилеты ракет были по всей стране и я не мог найти безопасного места.

К тому же пришло понимание, что интернет – это не просто провода, это важная связь! Оставить людей без связи мы не можем. Больше всего это осознаешь, когда тянешь кабели в бомбоубежища, укрытия, подвалы и погреба.

Дело в том, что люди во время воздушной тревоги спускаются под землю, где нет мобильной связи. И как им узнать, что уж безопасно выходить? Только выходить, смотреть приложение в телефоне и подвергать себя опасности. Интернет позволяет получать сообщения об отбое тревоги в убежище.

На объекты критической инфраструктуры проводили связь?

Мы обеспечивали связь укрытий в больницах. Я так понимаю, там планировались полноценные рабочие места для врачей под землей на случай совсем плохих времен. Итак, помогаем быть готовым ко всему.

Были ли у Вас на работе моменты, которые Вас пугали?

В начале полномасштабного вторжения было страшно лазить по крышам домов. Случается, что во время работ на крыше начинается воздушная тревога. Кто-то должен закончить работу, иначе придется все начинать сначала. Поэтому я стою как ПВО и наблюдаю за небом в поисках подозрительных объектов.

Первые месяцы открытого вторжения в обществе была паника. Бдительные граждане видели в каждом, кто ходил по крышам, корректировщиков огня оккупантов. Приходилось осторожничать, потому что местные могли сразу вызвать полицию или даже полезть разбираться, а с такими очень трудно было разговаривать. Сейчас люди уже стали спокойнее, так что таких ситуаций уже не возникает.

Этой зимой был случай, когда во время работы на крыше девятиэтажки на седьмом этаже что-то взорвалось. Мы почувствовали взрывную волну, запаниковали и подумали о трех вещах:

• мы не знаем, что там взорвалось;
• как нам спуститься теперь с крыши;
• поскольку мы были на крыше, все подумают на нас.

Позвонили по телефону директору, он вызвал полицию и ГСЧС. В итоге выяснилось, что в квартире взорвалась граната.

Кстати, из-за нехватки работников наш директор вместе с другими монтажниками ездит по местам обстрелов, чтобы восстанавливать инфраструктуру. Плюс директор может заночевать в серверной, чтобы при выключении света быстро переключить технику с бесперебойного источника на генераторы. Их еще нужно заправлять каждые 4 часа.

Какой работы сейчас больше всего?

Во время боевых действий очень много обрывов идущих по воздуху кабелей.

Вы сами под обстрелы не попадали?

Еще в начале полномасштабного вторжения был обстрел Дружковки крылатыми ракетами. Сразу поехали ремонтировать, потому что взрыв повредил две магистральные линии, которые давали интернет нескольким микрорайонам. Там был ужас, работали полицейские и все коммунальные службы.

В какой-то момент один из работников ДТЭК, который был на башне, говорит: “О, ракеты летят”. Все испугались, смотрим, а в небе действительно следы двух ракет и самолета. В тот момент мы сваривали кабель на 24 волокна, то есть это нужно сделать 24 сварки. Это непростая работа, поэтому мы сначала доварили, а потом уже побежали прятаться под мостом и стояли, пока не услышали взрывы.

Позже мы узнали от военных, что это вражеский самолет залетел в тыл со стороны Константиновки и запустил крылатые ракеты.

Какой выезд на обстрел Вас больше всего поразил?

После “прилета” в Малотарановку (поселок городского типа вблизи Краматорска, – ред.) мы приехали восстанавливать линию, а там увидели, что вместо одного из домов просто большая воронка, соседний магазин наполовину сдуло и еще в одном доме снесло крышу, окна, коридор и кухню.

У стены разрушенного дома сидела бабушка и ела. Эта печальная картина меня очень поразила, потому что ей теперь негде кушать, потому что даже спальня завалена обломками дома.

Военным помогаете?

Конечно, потому что военные, как и гражданские, нуждаются в связи. Поэтому мы, например, тянули интернет военным в военкомат. Когда они переезжают из одного здания в другое, то оказывается, что на новом месте нет интернета, и мы им тянем отдельную линию.

Конечно, глобальные военные объекты мы не подключаем, потому что там есть сложности с разрешениями и допусками. Хотя еще подключали пограничников и блокпосты. Работа в таких случаях идет достаточно строго, по согласованию, с проверкой допуска каждого из нас к военным объектам.

Недавно военные приезжали с перебитыми кабелями на станциях Starlink – мы заменяли их. За работу и материалы мы не берем с них.

Как вы подключаете военные объекты?

Ми тянули резервный канал под землей. Делаем это так, потому что провода под землей защищены гораздо лучше, чем прокладываемые воздухом.

Однажды вышло так, что эти каналы прокладывались рядом с военным объектом, имеющим режимную охрану, а периметр вообще заминирован. Потому мы согласовывали каждый шаг, где нам можно ходить. Условно: “сюда ходи, а сюда не ходи, потому что мина в голову попадет, совсем мертвый будешь”.

То есть у Вас нет отдельных людей, которые б копали каналы?

Это не работа монтажника, но отдельных людей-землекопов у нас нет, поэтому иногда приходится работать лопатами. Сейчас по разным обстоятельствам могут разрушаться даже подземные каналы. Это связано не только с обстрелами. Бывает такое, что из-за мощного ливня грязью затапливает каналы, где проложены кабели, и их приходится чистить.

Насколько трудно делать ремонт подземных каналов?

Был как-то массированный обстрел из “Смерчей” и крылатыми ракетами одного Краматорского микрорайона. Снаряд от “Смерча” перебил в одном месте воздушную линию, а крылатая ракета углубилась в землю и перебила подземный канал.

От обстрела пострадал и проходящий рядом водопровод. Затопило воронку, каналы, колодцы – все, где нам нужно работать. В таких случаях приходится превращаться почти в водолаза, потому что нужно нырнуть, чтобы достать кабель и муфту.

Взаимодействия с коммунальщиками нет, чтобы они помогали откачать воду?

Дело в том, что нам нужно гораздо меньше времени, чтобы найти место аварии, чем коммунальным предприятиям. Взять за пример водоканал или ДТЭК: пока они получат разнарядку, материалы и прочее — это много времени. Нам легче: мы посмотрели в системе мониторинга, какая часть перестала работать, потом посмотрели по схеме, сколько провода нужно, и поехали.

С полицией как взаимодействуете?

Они вместе с бойцами ГСЧС всегда прибывают первыми на место обстрела. Полицейские не пускают никого, пока собирают обломки для улик и ищут взрывоопасные предметы. В это время мы обычно приезжаем одними из первых и ждем разрешения начинать работать.

На местах обстрелов мы находим разные остатки ракет. Полиция собирает самые большие запчасти и интересующие их, а остальные оставляют убирать коммунальным службам. Это могут быть запчасти от топливной системы, турбины, электроклапаны – все это с остатками керосина с очень характерным запахом. Если поднять такую ​​запчасть, из нее иногда аж течет керосин.

Какие детали от ракет находите чаще всего?

Со времен Советского Союза принято, что на радиодеталях есть маркировка. В частности, транзисторы для военной техники производят из кремния. Обычные транзисторы маркируются “КТ”, а шедшие для военных имеют маркировку “2Т”. Такие я находил много раз.

Запчасти находите только советского производства?

На запчастях часто можно найти год производства, и самое свежее, что я находил, было 2018 года выпуска. То есть оружие у них далеко не все с советских времен.

С клиентами во время войны как складываются отношения?

По-разному. С приятного — приехали мы как-то ремонтировать людям интернет, началась воздушная тревога, мы собрались уходить, а хозяева нам говорят: “Куда вы собрались, оставайтесь в квартире, станьте здесь по правилам двух стен, а мы вам приготовим чай и бутерброды. Отпустим, когда кончится тревога”. Конечно, в машине или в подъезде гораздо опаснее, поэтому отказываться глупо.

Бывают ли неприятные моменты?

Бывают, конечно. Приезжаешь ремонтировать интернет, долго работаешь над неочевидной и нетипичной поломкой, тратишь силы, материалы, рискуешь, иногда лазая вверху. А когда заканчиваешь, люди говорят: “О, слава Богу, все работает”. Идешь в машину и думаешь, что можно было и не приезжать, раз высшие силы сами все ремонтируют. Если честно, очень обидно в таких случаях.

Конечно, есть и такие, кто говорит: “Красавцы, все быстро и классно сделали”. Даже чаевые дают, а иногда доходит до угощений. Приходишь работать в дом, а там так вкусно пахнет выпечкой. Мы делаем аккуратно и качественно свое дело, хозяева это видят и говорят: “Вот я здесь выпекала, возьмите пирог, дома скушаете”.

Как война психологически влияет на вас?

Очень жаль работу людей: их время, деньги, материалы. Я не понимаю, почему постоянно обстреливают гражданскую инфраструктуру и мирные дома. У нас постоянный ущерб, мы ежедневно ремонтируем то, что завтра могут снова разрушить. Меня очень напрягает жить в таком нескончаемом кругу почти год.

Больше всего бесит, когда я, ремонтируя последствия обстрелов в жилых домах, общежитиях и магазинах, вижу ложь россиян, как они уничтожают якобы какие-то военные объекты.

Я пришел к выводу, что мы сможем все это пережить и отстроить, но эти ублюдки никогда не отмоются от этого позора.

***

Напомним, недавно мы брали интервью у краматорчанина Дмитрия Павлова, который годами не мог решиться на каминг-аут. Сделать важный для себя шаг парень смог после тяжелого ранения, полученного на передовой.

Читайте также:

• Какими навыками тактической медицины должен обладать каждый и что должно быть в аптечке (интервью с инструктором)
• “Дети с радостью учили гимн Украины”: интервью с бахмутской учительницей об учебе во время войны
• “Орки вообще не жалеют снарядов”: интервью с военным на одном из самых тяжелых направлений Донетчины